Екатерина Гордеева

Книга Кати Гордеевой "Мой Сергей". Часть первая.

УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ!
Мне невероятно приятно, что у меня есть возможность предоставить вашему вниманию эту книгу. 
К сожалению, первое предложение написать книгу о Сергее или о нашей жизни поступило от американского агентства, которое предложило американского писателя. Я была очень удивлена: во-первых, предложением о написании книги, а во-вторых, была не уверена, что смогу хорошо объясниться с писателем на английском языке. Но после нескольких встреч с Эдуардом Свифтом (так зовут писателя) я поняла, что книга будет предназначена для американского читателя, которому нужна сентиментальная, трагическая, романтическая история. 
Человек, который задавал мне вопросы, родился и воспитывался в США и, естественно, имел уже какое-то сложившееся до встречи со мной мнение о России и русских людях. Поэтому вопросы имели определенный уклон или характер в сторону восхваления Запада и подчеркивания недостатков в России.. Продолжение в Фан Партии:http://fanparty.ru/fanclubs/ekaterina-gordeeva-and-sergei-grinkov/tribune/58262
Многие вещи, которые казались естественными или не имеющими значения для меня, производили неизгладимое впечатление на него. Безусловно, языковой барьер был очень сложным, и преодолеть его во многих местах книги не удалось. А так как русскую душу вообще трудно понять, то я не уверена, что он передал ее точно так, как этого хотела бы я. Поэтому надеюсь, что вы прочитаете книгу со скидкой на то, что это моя первая попытка быть соавтором. Надеюсь, что, может, когда-нибудь у меня будет шанс написать книгу специально для русского читателя о прекрасном русском человеке, великом фигуристе — Сергее Гринькове.
Я посвящаю эту книгу Сереже. Моему любимому, моему мужу и лучшему другу, отцу моего ребенка и великому спортсмену. . Продолжение в Фан Партии: http://fanparty.ru/fanclubs/ekaterina-gordeeva-and-sergei-grinkov/tribune/58262

За свою короткую и яркую жизнь Сергей подарил многим людям прекрасные мгновения. Оп жил для земной любви и умел делиться ею с другими, потому что это было естественное состояние его души. 
Я благодарна Сереже за каждый прожитый рядом с ним день, за каждую его улыбку, за каждое доброе слово. . Продолжение в Фан Партии: http://fanparty.ru/fanclubs/ekaterina-gordeeva-and-sergei-grinkov/tribune/58262

Екатерина Гордеева
1996
Я улыбаться перестала, 
Морозный ветер губы студит, 
Одной надеждой меньше стало, 

Одною песней больше будет. 
И эту песню я невольно . 
Отдам на смех и поруганье, 
Затем, что нестерпимо больно . 

Душе любовное молчанье.


Анна Ахматова

Я хочу поблагодарить за проявленное ко мне терпение во время короткого, но очень напряженного периода работы над этой книгой членов моей cемьи; Сэлли, Нейта и маленького Тедди. И Катю, душевная красота которой делает ее еще прекраснее, — за доверие. 
Э.М. Свифт. 



Я ПРИЗНАТЕЛЬНА:

моим родителям и сестре Марии, сестре Сергея Наталье — за любовь и бесконечную поддержку; 
Эду Свифту — за его понимание и проницательность.

Хайнцу Клютмейеру — за великолепные фотографии и щедрость; 
моему самому дорогому другу, Дебби Нэст, которая была рядом со мной, когда мне было особенно трудно, и без которой мне никогда не удалось бы реализовать свои идеи; . 


нашим тренерам: Владимиру Захарову, Станиславу Леоновичу и Марине Зуевой — без них мы не стали бы известными фигуристами; 
всем друзьям — за любовь и поддержку; .


моей малышке Дарье — за то, что она дает мне силы и дарит улыбку Сергея! 
Я особенно благодарна фотографам, чьи работы украсили эту книгу.


ПРОЛОГ

Для меня начинается новая жизнь, отличающаяся от той, которой я жила до сих пор. Впервые я почувствовала это в Москве через две недели после похорон моего любимого Сергея. Я испугалась, я замкнулась в своем горе. И сделала единственное, что смогла придумать, единственное, что хорошо умела, чему училась с тех самых пор, как мне исполнилось четыре года: я стала кататься. Вышла на лед, который всегда так много значил для нас с Сергеем, и в глазах маленьких фигуристов, занимающихся со своими тренерами, увидела столь знакомые мне мечты и надежды на будущие победы. «Жизнь продолжается», — промелькнуло тогда у меня в голове. 
Немного позже, новогодней ночью, в канун 1996 года, когда веселились моя двадцатилетняя сестра Мария и ее друзья, засмеялась и я — засмеялась просто оттого, что нахожусь рядом с ними. Это было чудесно, пусть и длилось всего несколько мгновений. Я снова подумала о том, что жизнь остановить невозможно. 


А еще я понимаю, что должна жить дальше, когда смотрю на свою дочь Дарью. Что бы я ни чувствовала, о чем бы ни думала, я не могу не улыбнуться ей, потому что она всегда дарит мне улыбку. 
У меня есть фотография ее отца, сделанная задолго до того, как он стал знаменитым Сергеем Михайловичем Гриньковым, двукратным чемпионом Олимпийских игр в парном катании. Я редко называла его Сергеем, когда мы находились рядом; чаще Серега — это мягче или Сережа— ласковее, романтичнее, имя, которое нужно произносить в особых случаях. Так вот, Сергея сфотографировали, когда ему было девять лет. На том самом льду, где мы с ним вместе тренировались. Они с Дарьей похожи как две капли воды.

Сейчас ей четыре года, у малышки потрясающие голубые глаза и светлые волосы — такие же, какие были у ее отца в детстве. Как и он, она всегда готова ликующе и открыто улыбаться… Я так любила его улыбку! Ведь именно Сергей принес в наш дом смех, а в мою жизнь — солнце. Он научил меня, вечно такую серьезную, радоваться и веселиться. Он заботился обо мне так деликатно, что я даже не всегда это понимала. Его не стало, но у меня есть Дарья — последний дар Сергея. 
Я хочу, чтобы он не сомневался: я сделаю все, чтобы ей было хорошо. Она будет самой счастливой девочкой на свете. И узнает, каким человеком был ее отец и какое доброе у него было сердце. Вот одна из причин, по которой я пишу эти строчки сейчас, пока еще не поблекли, не затуманились прекрасные воспоминания о нем, ведь это неминуемо произойдет — со временем. 


Недавно я слышала, как кто-то спросил у приятеля:
— Если бы тебе предложили начать все сначала, что бы ты изменил в своей жизни? 

Я много об этом думала и поняла, что с радостью согласилась бы прожить свою жизнь еще раз только в обратном порядке. Я бы хотела попасть в мир, где завтра — вовсе не завтра, а вчера. Послезавтра превратилось бы в позавчера, и так далее… Сейчас меня совсем не занимает, что будет завтра. 
Наверное, я не должна так думать, ради Даши я обязана смотреть в будущее. Но правда заключается в том,что любой из моих нынешних дней я с радостью готова променять на любой день из прошлого. Надеюсь, пройдет время и все изменится. Однако я знаю твердо, что больше никогда не буду счастлива так, как в те годы, которые мы прожили вместе с Сергеем. Разве важно, что ждет меня впереди. Ведь самое лучшее в моей жизни было связано с Сергеем, а он умер. 
Поэтому я вступаю в будущее, призвав на помощь все свое мужество, и тоскую о временах, вернуть которые невозможно. 

Все, что происходило между мной и Сергеем, было совершенно естественно и почти неизбежно. Сначала мы были просто партнерами. Потом стали приятелями, А дальше — близкими друзьями. Полюбили друг друга. Поженились. У нас родилась Дарья.
Я жила в мире, где всегда могла делать то, что мне очень нравилось, — кататься на коньках. Рядом постоянно находился любимый человек. И мои замечательные родители, Елена Львовна и Александр Алексеевич Гордеевы, желавшие мне только одного — счастья. 

Я никогда не слышала недобрых слов и не знала, что такое зло, потому что самый главный в моей жизни человек меня любил. Мне не приходило в голову посмотреть критическим взглядом на окружающий мир и поискать в нем недостатки. Мое внимание было занято только Сергеем. 
А потом Бог забрал его, когда ему было лишь двадцать восемь лет. Сергей умер неожиданно от сердечного приступа 20 ноября 1995 года в ЛейкПлэсиде во время обычной тренировки. Я потеряла мужа и самого близкого друга, моя дочь — отца. Больше я не могла заниматься любимым делом— ведь ушел мой партнер. Единственное, что оставил мне Бог, — это Дарья. Словно Он хотел сказать: «Начинай все сначала, Екатерина. Открой глаза и посмотри на мир вокруг себя. Испытай, каково тем, кому меньше везло в жизни». 

Именно это я и делаю. Познаю разочарование. Марина Зуева — наш с Сергеем хореограф— после его смерти произнесла фразу, смысл которой до меня тогда не дошел. А может быть, я все поняла сразу, только не хотела об этом тогда думать. Она сказала, что ей меня не жаль. 
Возможно, потому, что моя жизнь с Сергеем была прекрасна; такое счастье никогда не длится долго. Или она не сомневалась, что со мной все будет в порядке. Не знаю. Зато теперь мне совершенно точно известно, как много может перенести человек. Я и не представляла, что люди могут быть такими сильными и стойкими, что им удается справляться с любой болью. Но слова ранят сердце и оставляют рубцы, которые долго не заживают. Это так. Впрочем, ведь еще есть слова, дарующие вечное счастье. 

Я всегда считала Сергея человеком другого уровня; он был мужественнее, умнее меня. Мне казалось, он будет до конца жизни оберегать меня.
Его больше нет, и я, как никогда раньше, чувствую себя уязвимой и слабой. До сих пор мне не доводилось испытывать ничего похожего. Я опасаюсь доверять людям, боюсь разговаривать с ними, боюсь обидеть или услышать слова, которые причинят боль мне. Прежде я о таких вещах совсем не задумывалась. Я вдруг перестала понимать, что движет людьми, мотивы их поступков.

Я всегда считала себя храброй. Без малейших колебаний прыгала в воду с вышки. А сейчас у меня такое ощущение, словно я впервые за двадцать пять лет оказалась далеко от собственного дома. Точно живешь в волшебной сказке, а потом вдруг тебя оставляют одну в диком лесу. 
Вот чем была моя жизнь с Сергеем: волшебной сказкой. Он был честным, спокойным и абсолютно надежным. Сначала мужчина, а потом уже спортсмен. В отличие от меня — я была фигуристкой, женой и матерью. Только в таком порядке. 
Меня печалит, что все так сложилось. Я жалею, что у меня оставалось совсем мало сил на Сергея и дочь. Я учусь быть такой, как он. Сергей был прекрасным отцом и заботливым мужем, сильным и одновременно нежным. Я же отдаю льду — и так было всегда — слишком много себя и своих чувств. 
Вряд ли мне удастся объяснить зачем, но я решила составить список того, что Сергей хотел сделать. 
Он считал, что Дарья должна заниматься карате. Мечтал поехать на Олимпийские игры в Нагано в 1998 году. В Лиллехаммере, где мы завоевали вторую золотую олимпийскую медаль, он допустил одну маленькую ошибку — единственную за все время наших выступлений. Сергей всегда выступал очень уверенно. В тот раз причина была во мне – он беспокоился за меня. Поэтому и хотел снова участвовать в соревнованиях, чтобы больше не думать о том мелком просчете. Прежде чем поделиться своими мыслями со мной, Сергей носил их в себе целый год. Третьи Олимпийские игры… Я сомневалась, что выдержу напряжение еще одной Олимпиады, но не могла сказать ему «нет», потому что видела в его глазах надежду.

Сергей мечтал, чтобы в нашем доме был огромный глобус. Он любил рассматривать на карте страны, где мы побывали, ему нравилась гeorpaфия и хотелось показать все эти места дочке. 
Он хотел, чтобы к нам приехала его сестра Наталья, а ее дочь Светлана выучила английский язык. Сергей очень расстраивался, что не знает английского, хотя понимал все достаточно хорошо. Он всегда стремился к идеалу и стеснялся говорить с ошибками. Уроки иностранного языка в Москве стоят дорого, около пятисот долларов в месяц, но Сергей был готов платить за обучение Светланы любые деньги. Сейчас ей тринадцать; он считал, что в этом возрасте дети учатся легко. 

А еще Сергей говорил о том, что хотел бы перебраться в Айдахо, в Сан-Вэлли. Mы выступали там несколько раз, и нам обоим понравились те места. Сергей любил кататься на лыжах. А меня привели в восторг горы, чудесная природа, леса, потрясающее ночное небо, усыпанное звездами. Необъятные, открытые пространства. О таком можно только мечтать. 
Он хотел провезти меня по Европе. На машине или на поезде. Останавливались бы в разных местах, ходили бы в музеи и церкви, сидели бы в маленьких кафе, пили вино, а потом, устав после долгих прогулок, отдыхали бы днем в уютных гостиницах. Он мечтал о том, как мы не спеша, держась за руки, гуляли бы по бульварам — и никакого жесткого расписания, никаких показательных выступлений, никакой подготовки к соревнованиям, ведь вся наша жизнь только из этого и состояла. Нам не нужно будет мчаться из одного города в другой, не успев ничего толком увидеть… Мы много раз обсуждали наше будущее путешествие по Европе. 

Я намерена сохранить этот список и добавлять в него все, что мне удастся вспомнить. Сергей столько всего хотел сделать, столько всего, не имеющего никакого отношения к фигурному катанию! 

Часть 3.
Предыдущая часть Книга "Мой Сергей" автором является его супруга Катя Гордеева (часть 2)
ДЕТСТВО
Оглядываясь назад, я думаю о том, что мне все давалось слишком уж легко и гладко. Печальная сторона жизни была мне совершенно не знакома. До встречи с Сергеем я росла счастливым здоровым ребенком, наивным и веселым. Мне повезло— меня очень любили. 
Мой отец, Александр Алексеевич Гордеев, работал в Ансамбле песни и пляски Советской Армии имени А. В. Александрова. У него были сильные ноги и длинная шея, как и полагается танцовщику, и абсолютно плоский живот. Он все делал невероятно быстро, по дому передвигался стремительно. Я помню, как отец, исполняя танец с саблями, взвивался в воздух, поднимая ноги к самому подбородку, а прямо под ним мелькали похожие на ножи клинки — четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать раз подряд. Или приседал и выбрасывал ноги вправо и влево, вправо и влево — один из очень сложных, чисто гимнастических элементов русской пляски. 

Отец хотел, чтобы я стала балериной. И расстроился, когда я выбрала фигурное катание.
У него серо-голубые глаза, такие же, как и у меня, и доброе лицо. Только его выражение почти никогда не соответствовало тем словам, что отец говорил, — он был человеком строгим и серьезным.

Мои родители познакомились на занятиях хореографией; маме было в то время четырнадцать лет. Поженились они, когда ей исполнилось девятнадцать, ровно через год родилась я. Моя добрая, замечательная мама страстно любит своих детей; это человек, которым я восхищаюсь и горжусь. Она была в молодости необыкновенно красива, высокая — ростом почти метр семьдесят, с осиной талией, великолепной фигурой и походкой балерины. Каштановые вьющиеся волосы; у меня такие же. Мама всегда следила за ногтями, покрывала их красным лаком и не выходила из дома без макияжа. Я частенько словно завороженная наблюдала за тем, как она сидит у зеркала и приводит себя в порядок. 
Мама всегда была очень ласкова с нами, детьми — моей младшей сестрой Машей и мной, улыбалась нам гораздо чаще, чем отец. 

Работала она оператором телетайпа в ТАССе. Мама гордилась своей работой. Внешне мама отличалась от обычных женщин. Она носила туфли на высоком каблуке и красивые платья, которые отец привозил ей из своих заграничных гастролей. По делам службы ей тоже доводилось часто ездить в разные страны. Когда мне было одиннадцать, мама провела шесть месяцев в Югославии, а весь следующий год прожила в Бонне, в Западной Германии. А когда мама была в Москве, она работала по сменам: с восьми утра до восьми вечера или с восьми вечера до восьми утра.
Поэтому за мной и сестрой присматривала ее мама, наша бабушка, Лидия Ивановна Федосеева. Нас не нужно было устраивать в детский сад, нам не требовалась няня. Бабушка сыграла в моей жизни огромную роль. Невысокого роста, немного полная, она двигалась всегда npoворно, ee пepeполняла энергия.

Однажды, когда мне было двенадцать, мы тренировались на побережье Черного моря, и один из фигуристов оставил мою сумку с вещами в аэропорту в Москве. А произошло это вот почему: в поездках у нас мальчики отвечали за багаж, а девочки — за теннисные ракетки. Я сошла с трапа, держа в руках ракетку этого мальчика, но тут выяснилось, что он забыл про мои вещи. 
В первый момент я готова была его убить. Пришлось позвонить домой и попросить, чтобы мне доставили мою сумку. 

Бабушка отправилась в аэропорт, нашла ее там, но не стала посылать самолетом, побоявшись, что с ней опять что-нибудь произойдет. Вместо этого она села на ночной поезд, идущий в Краснодар, а потом на автобусе добралась до курорта, где мы тренировались. Охранник, стоявший у ворот, позвонил мне и сообщил, что прибыли мои вещи. Я пошла, чтобы их забрать, и увидела свою бабушку. В этот момент я чуть не расплакалась. 
— Бабушка, что ты здесь делаешь? — спросила я. 

А она ответила, что привезла мою сумку.
Она пробыла у нас всего несколько часов, потом снова села на автобус и точно так же, ночным поездом, вернулась в Москву. 

Бабушка всегда коротко стриглась и делала аккуратную прическу. В девятнадцать лет она поседела, волосы стали белыми, точно бумага, и с тех пор она регулярно ходила в парикмахерскую красить волосы. У нее было такое милое лицо, а голос мягкий и добрый. Я просто обожала, когда она читала нам с сестрой перед сном книжки. Мне ужасно нравились сказки братьев Гримм. Очень, очень страшные. 
В основном в нашем доме готовила бабушка, а я частенько помогала ей на кухне. Она научила меня шить и вышивать и мастерила все мои костюмы для фигурного катания, пока мне не исполнилось одиннадцать лет. 

A еще бабушка научила меня, как удалять желток из яйца, а затем раскрашивать скорлупу. Это было перед Пасхой. Мы все любили этот праздник. За несколько недель до Пасхи бабушка брала тарелку, наполняла ее землей, сеяла траву и каждый день поливала. Утром в день Пасхи мы прятали разноцветные яйца в выросшую траву, а Маша их искала. 
Мой дед — отец моей мамы — тоже жил с нами. Его звали Федосеев Лев Николаевич, а я называла его «дека» — сокращенно от «дедушка». Он был полковником и занимал высокий пост, преподавал в Академии бронетанковых войск, что позволяло нам вести если не роскошную, то весьма обеспеченную жизнь — по меркам Советского Союза. На работу дека всегда ходил в военной форме. Так, зимой это была теплая серая шинель, папаха и кожаные сапоги. Запах его формы казался мне диковинным, резким; после работы дед с удовольствием обедал, а в конце выпивал пару рюмочек коньяка. 
Дедушка называл меня Катрин — только он один — и очень любил нас с сестрой. Он был спокойным, тихим человеком и частенько разрешалнам с Марией играть со своими военными наградами. А еще мы обожали разглядывать его исторические книги. Я помню, как листала толстые фолианты, старые, с множеством карт и описанием знаменитых сражений; мне они нравились гораздо больше, чем волшебные сказки. 

Mы жили в пятикомнатной квартире на одиннадцатом этаже двенадцатиэтажного дома на Калининском проспекте. Это потрясающее место, из окон открывается великолепный вид на Москву-реку. А с балкона мы обычно смотрели на солдат, направлявшихся на парад на Красную площадь, и на праздничные салюты, которые устраивали таким образом, что сверкающие огни рассыпались прямо над рекой. 

Церемония передачи Олимпийского факела в 1980 году тоже проходила на нашей улице. Мне тогда было девять лет, и я наблюдала за происходящим с балкона. 
Я была самой счастливой девочкой на свете, которая ни в чем не нуждалась. Подобно большинству детей, я не задумывалась о том, как живут остальные люди. Я воспринимала все так: мы самая замечательная страна в мире и самый великий народ. Только в четырнадцать лет я начала понимать, что такое политика. И еще — если правительство тебе что-то говорит, это вовсе не обязательно правда.

Летом мои родители обычно проводили месяц на Черном море. Я ненавидела плавать. Всегда. Не знаю почему. Плаваю я не очень хорошо, а по словам мамы, девочкой я злилась, только когда что-то делала не лучшим образом. В каком-то смысле одна из этих поездок помогла мне начать кататься на коньках. 
Как-то раз родители встретили на курорте знакомого фигуриста, он был тренером в ЦСКА— Центральном спортивном клубе армии. Армия, как и большинство профсоюзов бывшего Советского Союза — автомобильной, сталелитейной, угольной промышленности, — имела свои спортивные клубы по всей стране, но самым крупным и престижным из них считался ЦСКА. Эти спортивные клубы были организованы весьма профессионально: их оснащали современным оборудованием, приглашали лучших тренеров. Занимались там с перспективными спортсменами, и в результате Советский Союз являлся ведущей спортивной державой мира. 

Одним из секретов успеха был отбор талантливых детей в самом раннем возрасте. Затем начинались серьезные каждодневные тренировки, на которых будущий чемпион мог развить свой потенциал. Просмотры шли по возрастным группам, и на них допускались все желающие. Родителям вовсе не требовалось иметь отношение к армии, чтобы ребенка приняли в ЦСКА. Если его отбирали, занятия были бесплатными. ЦСКА имел базовую школу в Москве, в которой юные спортсмены получали среднее образование. Попасть в какой-нибудь клуб считалось огромной честью, в особенности в ЦСКА, поскольку спорт был одной из немногих возможностей для жителей Советского Союза поехать за границу и увидеть мир. Самые лучшие атлеты, кроме того, имели массу привилегий, недоступных простым гражданам страны,— например, могли рассчитывать на квартиру в Москве, машину и очень приличную ежемесячную зарплату.
Так вот, этот фигурист знал о том, где работает мой отец, и предложил ему осенью привести меня на каток в ЦСКА на просмотр. Мне тогда было четыре года, начинать заниматься балетом — рано, да и для фигурного катания я тоже была маловата. Но знакомый моих родителей сказал на приемной комиссии, что мне пять, а в этом возрасте детей уже принимали в клуб. Я была совсем крошечной— большое преимущество для девочки в фигурном катании, — так что меня сразу взяли.

Найти подходящие коньки оказалось невозможно, поэтому мне приходилось надевать несколько пар носков в самые маленькие ботинки, которые маме удалось отыскать. 
В первый год я посещала каток два раза в неделю, потом, через год, — уже четыре. Это было всего лишь времяпрепровождение, развлечение. Никаких особых целей я перед собой не ставила. Если бы меня не отдали в фигурное катание, я занималась бы гимнастикой или танцами. Мама не верила, что из меня получится приличная фигуристка, до тех пор пока мы с Сергеем не выиграли чемпионат мира среди юниоров — мне тогда исполнилось тринадцать.

Мама хотела, чтобы я была нормальным ребенком, и считала, что я все делаю замечательно. Я никогда не мечтала об олимпийских медалях или о поездках в другие страны, в которых побывали мои родители. Прыжки давались мне не очень хорошо. Я любила кататься на коньках — и все. 
Однако у Центрального спортивного клуба армии богатая история по части воспитания чемпионов в фигурном катании, и тренеры великолепно знали, что нужно делать, чтобы подготовить ребенка к будущим победам. Мы занимались в зале три раза в неделю: выполняли специальные упражнения для брюшного пресса и ног, самые разнообразные прыжки. И еще три раза в неделю была хореография — эти уроки мне нравились. Нас учили правильно стоять, держать голову и руки— всему, что могло пригодиться потом. По периметру катка было установлено огромное зеркало, мы видели себя и старались контролировать свои движения. 

Мама вспоминает, что я была очень послушным и дисциплинированным ребенком. Никому не доставляла никаких хлопот. Чтобы быть на катке в 7.00 — именно в это время нам давали лед, — мне приходилось вставать в полшестого или в шесть утра. Иногда мои родители решали, что не поведут меня на утреннюю тренировку, но я будила их со словами: «Я не могу пропустить занятия. Это моя работа». 
Такой характер я унаследовала от отца. Он очень строго и требовательно обращался со мной. Впадал в ярость, если у меня были не причесаны волосы, или кофточка не заправлена в юбку, или если я забывала убрать в комнате, если я сутулилась, или на лице была грязь, или я не съедала того, что мне положили в тарелку. 

В детстве я постоянно была в напряжении, когда рядом находился отец. Например, в четыре года он уже требовал от меня, чтобы я могла сказать, который час. А мама говорила: «Не волнуйся, скоро научится». Она всегда меня жалела — наверное, потому, что я была такая крошечная. Но от отца мне не приходилось ждать никаких послаблений. Когда он переступал порог моей комнаты, собираясь помочь с уроками, у меня переставала работать голова, я постоянно боялась ошибиться.
Отец все делал быстро — двигался и думал — и потому хотел получать ответы на свои вопросы мгновенно. А я впадала в панику и ничего не соображала. Он требовал, чтобы мои домашние задания были выполнены идеально, без единой помарки. Если ему не нравились мои тетради, я переделывала задания по нескольку раз до тех пор, пока они не становились не только правильными, но и абсолютно, безупречно аккуратными. В первом классе я рисовала шестерки наоборот и, если я что-нибудь просто стирала, мне приходилось переписывать целую страницу.

Оглядываясь назад, я понимаю: отец учил меня стремиться к совершенству. Только иногда я думаю, что он несколько перебарщивал. Впрочем, когда я говорила: «Я хочу быть лучшей», или: «Я хочу закончить первой», отцу это нравилось. 
Однако в глубине души он был добрым человеком. Говорят, глаза — окно в сердце; это правда, потому что глаза моего отца были добрыми. Порой он приходил ко мне в комнату, когда я ложилась спать, со словами: «Катя, прости меня, что я так с тобой строг». Он злился, если я болела, и заявлял, что я сама виновата — надела, мол, недостаточно теплую одежду. Рядом с ним я боялась даже кашлять. Но вечером он давал мне лекарство или втирал мазь в грудь и просил прощения за то, что рассердился. 

Он объяснял мне, что ведет себя так, потому что крайне требовательно относится к самому себе. Когда его забрали в армию на два года, он уже был танцором и каждый вечер после тяжелого армейского дня занимался хореографией, чтобы не потерять форму. Он говорил мне, что всегда нужно делать больше, чем тебя просят. Если тренер велит прыгнуть пять раз — сделай не меньше восьми прыжков. Если кто-то делает что-то один раз, ты должна сделать два. 
Теперь я вижу отца рядом с моей дочерью Дарьей и не могу поверить, что это тот же самый человек. Он терпеливо и очень подробно что-то ей объясняет. Если он просит внучку убрать игрушки, то тут же начинает помогать. Не помню, чтобы он когда-нибудь помогал мне. Когда Дарья была совсем маленькая, он кормил ее из бутылочки и постоянно брал на руки. Став дедушкой, мой отец превратился в другого человека. Изменилось, конечно, и его физическое состояние. Может быть, дело в это.

Глава 15.

СВАДЬБА
Мы сразу почувствовали разницу между участием в соревнованиях среди любителей и среди профессионалов. Во-первых, не существует организованной поддержки профессионалов. Мы привыкли иметь товарищей по команде, соседей по гостиничным номерам и руководителя, который говорил нам, когда и где следует завтракать, обедать и ужинать. «Вот ваше расписание тренировок. А это расписание автобусов. Распорядок дня». И тому подобное. 
Совершенно неожиданно мы с Сергеем были вынуждены обо всем заботиться самостоятельно. Мы опаздывали на тренировки, не успевали на автобус, катались на плохо залитом льду. Такая жизнь оказалась для нас новой и очень трудной. Питер и Китти Карразерс, американская пара, которая завоевала серебро на Олимпиаде 1984 года, выбрали программу, с которой собирались выступать, лишь поздней ночью, перед самыми соревнованиями. Когда же они вышли на лед, у меня создалось впечатление, что они чуть ли не прямо на глазах у зрителей вводят в нее новые элементы. 

Пол Теофанус выразил желание встретиться с нами, чтобы заявить, что МГМ заинтересована в успешном продолжении нашей карьеры, — в результате наша жизнь стала еще более напряженной. Нас, например, фотографировали в восемь часов вечера накануне выступления; обычно в это время я отдыхаю или уже сплю. 
Новая, профессиональная карьера оказалась для меня гораздо тяжелее с эмоциональной точки зрения. Но все вокруг были такими доброжелательными и спокойными, постоянно улыбались друг другу. 

Во время соревнований я упала после одного из выбросов, да и в целом мы показали себя не с самой лучшей стороны. И в результате у нас выиграла канадская пара Пол Мартини и Барбара Андерхилл. Они катались просто потрясающе. Потом, в Барселоне, на наших вторых профессиональных состязаниях, мы снова заняли второе место, вслед за Мартини и Андерхилл. Однако на этот раз мы уже чувствовали себя увереннее. За оба выступления мы получили двадцать тысяч долларов. Меня немного расстроило, что мы опять оказались вторыми, но Татьяна сказала: «Не переживай. Барбара и Пол знают, как следует себя подавать, скоро и вы научитесь». Технические элементы совсем не так важны, как умение преподнести себя зрителям и судьям. 
Наступление 1991 года мы отпраздновали в Гармиш-Партенкирхене, где проводится ледовое шоу. Прошло уже два года с тех пор, как мы поняли, что любим друг друга. На следующее утро Сергей сказал мне:

— Катюша, я хочу сделать тебе сюрприз.
Сергей очень редко покупал мне подарки, не попросив помочь ему в выборе, хотя я постоянно говорила ему, что ужасно люблю сюрпризы. 

— Подари мне что-нибудь, Сережа. Что угодно, — просила я его.
Глаза у Сергея становились как у несчастного щенка, и он отвечал: 

— Но я хочу, чтобы мой подарок тебе действительно понравился. Пожалуйста, помоги мне. Мы обязательно найдем что-нибудь вместе. 
Вот и на этот раз мы пошли в антикварный магазинчик и Сергей спросил у хозяйки, нет ли у них колец. Выбор был невелик, но мы отыскали перстенек, который нам понравился: изумруд, окруженный маленькими бриллиантами. Сергей купил это кольцо. Хозяйка была так довольна, что подарила мне крестик, отделанный рубинами. Может быть, они и не были настоящими, но выглядели как рубины, и мне крестик понравился. Но особенно я люблю это кольцо с изумрудом. 

В России не принято дарить кольца при помолвке. Только обручальные. Поэтому на самом деле кольцо с изумрудом не имело никакого особого значения. Сергей сделал мне подарок — и больше ничего. Однако потом все спрашивали, не помолвка ли это„и я отвечала: «Да, помолвка». Ведь день нашей свадьбы приближался. 
Моя мама следила за ремонтом в квартире Сергея, который должен был закончиться в апреле. Потом, естественно, мы предполагали туда переехать. Когда я поняла, что Сергей не собирается регистрировать наш брак, я решила сама выяснить, где это можно сделать. Сергей никогда ничего не планировал заранее. События шли своим естественным ходом, но в данном случае я посчитала, что должна вмешаться.

В январе мы пошли в загс, и там нас спросили, торопимся ли мы или готовы подождать положенные три месяца. Мы сказали, что три месяца нас вполне устраивают. Женщина-служащая достала календарь, и в конце концов мы выбрали 20 апреля.
Нам следовало находиться на седьмом небе от счастья, ведь через три месяца мы должны были стать мужем и женой. Но как выяснилось, в тот год это был единственный повод для радости. Казалось, удача нас покинула. Мы поменяли тренеров, Марина перестала быть нашим хореографом, и мы начали путешествовать самостоятельно. Слишком уж много новшеств! Кроме того, у Сергея все сильнее и сильнее болело плечо. Он совсем не мог делать поддержки и даже не спал на правом боку. Я думала, что наша карьера фигуристов подошла к концу.
Наконец Пол Теофанус записал нас на прием к доктору Джеффу Абрамсу в Принстоне, штат НьюДжерси. Там Сергею сделали магнитно-резонансное сканирование. Ему было очень страшно, потому что он никогда раньше не видел подобного устройства. Пришлось лечь в маленькую, вибрирующую, постанывающую капсулу и находиться там без движения в течение двадцати минут, снаружи торчала только голова. Когда доктор посмотрел на изображение, он порекомендовал сделать небольшую операцию в ближайшие несколько дней, чтобы очистить омертвевшие ткани и установить миниатюрную камеру, которая должна была помочь решить вопрос об окончательном диагнозе. 
Операция была назначена на 14 февраля, день Святого Валентина. Мы поселились в квартире Пола в Нью-Йорке, каждый день я совершала долгие прогулки по городу и бегала кроссы в Центральном парке. За это время я влюбилась в Нью-Йорк. В других местах жизнь течет медленно, а в Нью-Йорке все чем-то заняты, постоянно спешат — и каждый твердо знает, куда он направляется. Люди практически не обращают внимания друг на друга, часто разговаривают сами с собой— каждый погружен в свои проблемы. Огромные здания словно излучают энергию, адреналин ’кипит в крови, откуда-то, будто сама собой, рождается новая сила. Обычные процессы текут здесь значительно быстрее и не кажутся такими скучными. Сейчас Москва все больше становится похожей на Нью-Йорк, но, когда я была маленькой, все было намного спокойнее: люди особенно никуда не торопились, они знали, что работа, что бы ни случилось, никуда от них не денется, а деньги им обязательно заплатят вовремя. Да и в продуктовый магазин нет никакого смысла бежать — все равно там ничего не купишь. 

Мне нравились даже бездомные Нью-Йорка, Во всяком случае, я испытывала симпатию к одному нищему, который устроился неподалеку от квартиры Пола. Пол всегда с ним здоровался, а по утрам давал несколько сигарет. Поэтому довольно скоро мы с Сергеем тоже с ним подружились: улыбались друг другу, иногда разговаривали. Сергей стеснялся, когда ему приходилось общаться с высокопоставленными персонами, но с обычными людьми он был открытым и приятным собеседником. Этот бездомный отличался особым дружелюбием и никогда ничего у нас не просил. Наоборот, часто рассказывал нам вещи, которые, по его мнению, следовало знать. Иногда довольно странные, но и интересные тоже. 
В тот день, когда была назначена операция, Пол отвез Сергея в Принстон. Сергей не хотел, чтобы я целый день ждала его в больнице, не хотел, чтобы я видела, как ему больно. Поэтому я осталась дома и решила приготовить вкусный обед к их возвращению. Но сначала я вышла купить цветы, чтобы подарить их Сергею на день Святого Валентина. И попала в трудную ситуацию.

Очереди в цветочные магазины были такими огромными, что я даже не могла войти внутрь, а некоторые уже успели распродать все свои запасы. Я искала тюльпаны, любимые цветы Сергея. Наконец мне удалось их найти — наверное, это был десятый магазин на моем пути. Еще я купила пирожные, свежие фрукты и все необходимое для обеда. Потом прибрала в квартире так, чтобы создать романтическое настроение. 
Пол с Сергеем вернулись, когда наступило обеденное время. Рука Сергея была подвязана, но в остальном он выглядел просто прекрасно и сказал, что все прошло хорошо. Я подарила ему цветы, а он спросил:

— Катюха, хочешь посмотреть фильм? Мы тут для тебя принесли. 
— Давай.

— Только он страшный. 

— Ладно. Я люблю фильмы ужасов.
Пол поставил кассету в видеомагнитофон. Это был фильм о том, как Сергею делали операцию. Камера- находилась внутри его тела. 

— Вот видишь, это плохая часть, — объяснял Сергей, показывая на омертвевшую ткань внутри своего плеча. — А сейчас доктор производит чистку. Смотри. 
Зрелище было отвратительное. Не слишком романтичное развлечение в первый день Святого Валентина, который я провела в Соединенных Штатах. 
Доктор сказал Сергею, что придется сделать еще одну операцию. Врач обнаружил обрыв вращающей мышцы — очень неприятная травма. Они договорились на середину апреля, то есть всего за несколько дней до нашей свадьбы.
На вторую операцию Сергей летал один. До этого он никогда не бывал в Америке без меня – мы вообще мало где были врозь, — и я очень, очень беспокоилась.

Я занималась приготовлениями к свадьбе, которая должна была состояться в два разных дня. Официальное бракосочетание мы назначили на 20 апреля. Потом, через восемь дней, 28 апреля, венчание в церкви — его проводил отец Николай — и банкет для наших друзей. К сожалению, Марина не могла быть вместе с нами. Я позвонила ей заранее, но она ответила, что уже подписала контракт на работу в Оттаве и улетает в Канаду 22 апреля. Она не могла изменить свои планы, но сказала, что, если мне когда-нибудь понадобится помощь, я всегда могу к ней обратиться. И еще просила, чтобы мы ее не забывали. 
Сергей не позвонил мне после операции, потому что на следующий день вылетал обратно. В аэропорт я принесла одну красную розу. Мне никогда раньше не доводилось его встречать, судьба распорядилась так, что это был один-единственный раз. Я его увидела, когда он прошел через таможню, — у него было ужасно грустное лицо. Пол Теофанус подарил нам на свадьбу две подушки из гусиного пуха — Сергей нес их здоровой рукой. Правая была подвязана, через плечо он перекинул маленькую сумку. Сергей принимал сильные болеутоляющие таблетки, поэтому вид у него был полусонный. 

Я не сумела сдержать улыбки: он выглядел очень забавно. Конечно, я понимала, что поступаю нехорошо, но была так рада его благополучному возвращению, что не могла не выплеснуть радость в улыбке.
Назавтра была назначена официальная церемония, где нам должны были выдать документ, гласящий, что теперь мы муж и жена, а потом мы устраивали небольшой праздничный ужин только для, наших родных. В тот день я не надела подвенечное платье. Сергей заехал за мной с огромным букетом роз, но забыл дома паспорт. Поэтому ему пришлось вернуться, а я отправилась в загс, чтобы объяснить, почему мы опаздываем. Я беспокоилась, что мы не успеем к назначенному часу и тогда придется ждать еще три месяца. 

Однако Сергей успел, а сама процедура заняла всего несколько минут. Свидетелем Сергея был Егор, а моей свидетельницей — девушка, которую тоже звали Катя, я познакомилась с ней у Eropa. Я не очень хорошо ее знала, но Машу на эту роль я пригласить не могла, потому что она была моей сестрой, а других подружек у меня не было. 
Потом мы отправились к моим родителям, и единственным моментом, омрачившим тот день, было то, что бабушка, игравшая в моей жизни такую большую роль, особенно когда я была маленькой, лежала в больнице и не могла быть на моей свадьбе. 

А потом мы провели в нашей новой квартире первую ночь. Сергей не стал переносить меня через порог — в России нет такого обычая, — но даже если бы и захотел, то не смог бы из-за больного плеча; он с трудом подписал необходимые документы. Квартира, которую я ни разу не видела после ремонта, оказалась очень красивой. Дверь между гостиной и кухней сняли, получилось оригинально. Из мебели были маленький столик, два кресла и кровать. А еще мама оставила бутылку шампанского на льду и цветы. Это был новый мир для нас с Сережей. 
Я чувствовала себя необычно. И не то чтобы волновалась, но я так долго ждала этого дня. Мы многократно, в самых разных местах разделяли постель, но теперь стали мужем и женой, и я считала, что должна вести себя иначе. Сделать что-то необычное. Наверное, я ждала, что повторится то, что мы испытали в Париже. Теперь у нас был дом, в котором я могла заботиться о моем Сереже, жить под одной с ним крышей и готовить его самые любимые блюда. 

Венчание в церкви состоялось через восемь дней. Наши друзья съехались в Москву из различных ледовых шоу со всех концов света. Марина Климова и Сергей Пономаренко, Майя Усова и Александр Жулин приехали в ресторан прямо из аэропорта. Приехал и Игорь Железовский, который занимался скоростным бегом на коньках, — Сергей был у него свидетелем на свадьбе. Леонович. Татьяна Тарасова. Терри Фоли прилетел из Калифорнии и заснял всю церемонию на видеокамеру. 
Венчание было назначено на четыре часа дня, в маленькой церкви, где меня крестили. На мне было белое с желтоватым оттенком шелковое платье, которое я купила в Торонто, а в волосы я вплела цветы. Все утро и почти целый день лил дождь — это считается хорошей приметой. Теперь я в этом совсем не уверена. Но тогда я была счастлива, что идет дождь. По окончании церемонии отец Николай произнес красивый тост в нашу честь. Мы выпили в церкви шампанского, потом поехали в ресторан на белом мерседесе», который нам одолжил директор шоу Татьяны Тарасовой.

На свадебном банкете все без конца поднимали тосты и кричали: «Горь-ко! Горь-ко!». Тем вечером я видела Сергея, только когда мы целовались. 
Откровенно говоря, мне не очень понравилась моя свадьба. Да и для Сергея это был не лучший день, хотя он всегда с удовольствием встречался со старыми друзьями. Он не любил находиться в центре всеобщего внимания, и ему совсем не нравилось, что все присутствующие женщины приглашали его танцевать. Я думаю, гости чувствовали: Сергей несколько разочарован тем, что они по старинному русскому обычаю не украли невесту, которую жених должен выкупить, чтобы получить обратно. 

Этим вечером мы с Сергеем впервые танцевали настоящий вальс. Он сказал: 
— Я не знаю, как это делается.

Я ответила: 

— Я тоже. Давай попробуем.
В двух наших соревновательных программах были элементы вальса — в одной из них, в 1989 году, я изображала молоденькую девушку, танцующую вальс на своем первом настоящем балу; но ведь сейчас все было совсем иначе. На полу мы танцевали неважно, уж это я знаю совершенно точно. Так что я была несказанно счастлива, когда банкет закончился и мы поехали к моим родителям, чтобы продолжить праздник в более тесном кругу. 

Все фигуристы отправились вместе с нами, в квартире яблоку негде было упасть. Гостям с трудом удалось припарковать возле дома машины. Всякий раз, когда кто-нибудь хотел уехать, ему приходилось возвращаться обратно, подниматься на одиннадцатый этаж и просить человек восемь, чтобы они отвели в сторону свои автомобили. 
Мы с Сергеем уходили последними. Я вела машину и помню, как подумала тогда: «Посмотрите на меня — я везу домой своего мужа со своей свадьбы». Чувствовала я себя немного даже странно, потому что обычно за рулем сидел Сергей, — еще один шаг к семейной жизни. 

Я была счастлива: вот мы возвращаемся к себе домой, я и Сергей, вдвоем, в нашу собственную квартиру. Как это здорово, что мне есть с кем возвращаться домой, что есть человек, который будет обо мне заботиться. Именно той ночью я впервые осознала, что у меня есть муж. 
Не знаю почему, но мы не поехали в свадебное путешествие. Я не помню, чтобы мы обсуждали эту проблему; вероятно, я тогда считала, что нужно как можно быстрее вернуться на лед. Такие мысли были в то время для меня типичными. Так я думаю и теперь, если уж быть честной до конца.

На следующий день после венчания произошло грустное событие. Мы с мамой убирали квартиру после праздничного застолья, и к нам в комнату через открытое окно влетел голубь. Отцу удалось его выгнать, но народная примета гласит, что если к тебе в дом залетит птица — это очень плохо. Кто-то должен умереть. Целый день моя мама была печальной и задумчивой. А в августе умерла от рака моя любимая бабушка. Eй было шестьдесят два года. 
На той неделе нам не сопутствовала удача. Ни в малейшей степени. Три дня спустя я умудрилась разбить свою старенькую «тойоту", которую купила в Японии, — у нее был руль не с той стороны. В России ездят по правой стороне дороги. Должна признаться, я не очень хорошо управляюсь с машинами. Мне удалось сдать вождение лишь с пятого раза. Но даже для меня это было уж чересчур глупым поступком. Дело происходило 1 мая. Движение в основном перекрыто, машин почти нет. На самом деле в тот день на улицу выехал только один водитель, кроме меня, и я ухитрилась с ним встретиться. С моей точки зрения, он ехал слишком медленно. Точнее, он остановился, когда на светофоре зажегся красный свет, но я этого не заметила. Может быть, меня ослепило солнце. Или я еще не пришла в себя после венчания. Не знаю. Так или иначе, я в него врезалась. 

Человек, сидевший в машине, вышел, чтобы выяснить, кто этот безумец, а я разревелась. 
— Почему вы плачете? — спросил он. — Вы не пострадали? 

Я помотала головой.

— С вами все в порядке? Вот и хорошо. — А потом он сказал нечто странное: — Пойдемте в мою машину. Там есть маленький телевизор, мы посмотрим мультики. 
Казалось, он не слишком расстроился из-за того, что я разбила его машину.

— Мне очень жаль, — сказала я. — Даже не знаю, как это получилось. 
— Ничего страшного. Это машина моего друга. Я вообще-то видел, что вы приближаетесь, хотел проехать вперед, но не успел. 

Ясно было одно: моя машина сдвинуться с места не может, поэтому я позвонила Сергею.
— Серега? Я врезалась в чужую машину.

Он немного помолчал.

— Где ты ее нашла? Недавно начался парад. На улицах никого нет. 
— Да, мне удалось въехать в единственную машину, которая оказалась на дороге. Ты можешь за мной приехать? 

Когда появился Сергей, я сидела в чужой машине и смотрела мультики. Мой новый знакомый несколько раз извинился, но сказал, что, поскольку машина не его, нужно починить ее до того, как его приятель вернется в Москву. 
Ни у кого из нас не было страховки. Поэтому мы с Сергеем заплатили за ремонт машины, а папа починил мою тойоту». К счастью, он успел продать ее до того, как я снова села за руль.

16 глава.

МОЛОДОЖЕНЫ
Через две недели после свадьбы плечо почти перестало беспокоить Сергея и мы смогли выйти на лед. К середине мая мы присоединились к турне Тома Коллинза 1991 года. Мы участвовали в пятнадцати выступлениях. С Томом у нас установились дружеские отношения. Все турне получилось чем-то вроде медового месяца, которого у нас так и не было. 
Жизнь завертелась быстрее, стала более беспорядочной. Сразу после завершения турне с Коллинзом мы влились в шоу «Все звезды России», которым руководила Татьяна Тарасова, и отправились в Южную Африку. В Кейптауне и Иоганнесбурге у нас было двадцать выступлений. Там я сделала множество покупок для нашей новой квартиры — тарелки, люстры, лампы, простыни и многое другое. Мы побывали на сафари, и нам удалось поиграть с совсем маленькими львятами. Сергею, который вообще любил животных, это очень понравилось. Он взял на руки львенка и стал похож на маленького счастливого мальчика. 
За выступление в южноафриканском турне мы заработали тридцать тысяч долларов, и Пол Теофанус посоветовал нам отдать деньги двум женщинам, работавшим в MIM, — они должны были перевести их в Соединенные Штаты. Он объяснил, что в этом случае нам не придется платить налоги в России. Мы никогда раньше не видели этих двух женщин. Они пришли в наш отель в Иоганнесбурге, мы отдали им деньги, и женщины удалились, не оставив даже расписки. Мы с Сергеем только посмотрели друг на друга. Что мы наделали? Но все обошлось. Деньги дошли до места назначения. Мы с Сергеем мало что понимали в финансовых вопросах, поскольку у нас не было никакой подготовки и никто не предлагал нас этому обучить. 
Летом Татьяна поставила для нас «Вестсайдскую историю». Впервые она попросила Сергея играть роль. Конечно, он делал все необходимые хореографические па и нужные движения руками, но чтобы стать еще и актером!.. В «Вестсайдской истории» ему надлежало изобразить собственную смерть. Для Сергея это был гигантский шаг вперед. Я всегда любила играть, еще в детстве, на даче, ставила целые спектакли — «Буратино», например, — но Сергей без особого энтузиазма отнесся к идее Татьяны. 
— В следующий раз, — сказал он мне однажды, — она заставит меня на льду кого-нибудь убить.

Однако Сергей уважал Татьяну и выполнял все, что она просила. 
Затем следовал номер на музыку из «Паяцев», ария в исполнении Пласидо Доминго. Мы оба были одеты как клоуны, во все белое, даже на лица был наложен белый грим. Я гримировала Сергея и нарисовала ему на щеке слезу. Этот номер должен был стать нашей произвольной программой в следующем сезоне, и я до сих пор не могу поверить в то, что Сергей не возражал. В его катании никогда не было ни малейшего притворства. В нем напрочь отсутствовала фальшь, он никогда не позволял ни себе, ни мне кататься ниже определенного уровня, который считал обязательным. Всегда сдержанный в оценке собственных возможностей, он часто говорил: «Я фигурист. И не хочу делать из себя шута». 
Может быть, когда мы катались, все смотрели на меня, но только потому, что Сергей постоянно старался подчеркнуть мои достоинства, а сам оставался в тени. Он так гордился мной. И все-таки он был сильнее и почти не совершал ошибок. Ero катание неизменно было искусным. Он показывал аудитории ровно столько, сколько ей было необходимо видеть. Надеть на такого человека костюм арлекина, разрисовать ему лицо — это все равно что лишить его лучших качеств фигуриста и художника. 

Однако Сергею удалось вытянуть эту программу. Я беспокоилась, что все будут смеяться над клоунскими костюмами, но зрители отнеслись к ним совершенно серьезно. И мы заняли первое место. 
Татьяна обладала богатейшим жизненным опытом. В фигурном катании разбиралась великолепно. Со своими фигуристами она вела себя как мать. Нам это немного напоминало Галину Змиевскую. Для нас с Сергеем в тот период жизни было очень важно, чтобы кто-то заботился о нас и нашем здоровье. Татьяна, которая начала тренировать фигуристов, когда ей исполнилось восемнадцать или девятнадцать лет, всегда спрашивала наше мнение, показывала новые элементы, заставляла экспериментировать. Когда Татьяна создавала какую-нибудь композицию, она отлично представляла себе, какой будет эта программа, от начала до конца — еще до того, как мы выходили на лед. Не знаю, хорошо это или плохо, — потому что в таком случае программа не может быть абсолютно оригинальной. Марина никогда так не работала. 

Примерно в то же время нам сказали, что Тол-
лер Крэнстон, канадский фигурист, тренер и хореограф, хочет поставить для нас номер. Нам требовалась произвольная программа для профессионального чемпионата мира 1991 года в Лэндовере, поэтому мы вылетели в Торонто, чтобы встретиться с Крэнстоном. 
Он уже подобрал для нас музыку из «Щелкунчика». Я всегда любила кататься под Чайковского. А потом началось: сделайте так, сделайте иначе, попробуйте этот вариант. Мы были поражены его манерой работать. Он приготовил эскизы костюмов… А потом — через два дня — был вынужден уехать на выставку. Мы не могли в это поверить. Мы заплатили столько денег за билеты, за аренду льда и отель! И вдруг — два занятия и до свидания. 
Но Эллен Бурка, которая работала ассистентом Толлера, сказала: 

— Не волнуйтесь. Я закончу работу над вашей программой. 
И действительно, мы сделали с Эллен программу, а потом победили со «Щелкунчиком» на чемпионатах мира среди профессионалов в 1991-м и 1992 годах. 

Кристофер Боумен, который тоже работал с Толлером тогда же, когда и мы, однажды пришел на тренировку с большим синяком под глазом. Во всех газетах появились заметки о том, что его избили при таинственных обстоятельствах, стали поговаривать о наркотиках. Однако в тот день Эллен заставила его кататься с распухшим глазом и все время приговаривала, что у него «улыбка на миллион долларов». Эллен включила музыку Боумена, а я подумала: «Зачем она это делает? Он озабочен совсем другими проблемами, да и программу свою не выучил». 
Мы с Сергеем частенько слышали разговоры о наркотиках, особенно во время турне, но я могу с уверенностью заявить, что никогда не видела, чтобы кто-нибудь их принимал. Меня совершенно не интересовало, что происходило с Кристофером Боуменом, но поскольку Сергей поддерживал с ним дружеские отношения, я однажды спросила у своего мужа, пробовал ли он когда-нибудь наркотики. Сергей сказал, что не пробовал и что они его никогда не интересовали. 

Тренировки в Торонто той осенью доставляли нам с Сергеем массу удовольствия. Они были трудными, но веселыми. Нам приходилось многое узнавать самостоятельно — как пользоваться метро, где делать покупки. Мой английский стал заметно улучшаться, хотя все еще был далек от идеала; зато Сергей отказывался говорить по-английски, и это меня весьма огорчало. Но нам нравилась независимость и то, что мы можем заботиться друг о друге. 
1991-й стал для нас годом больших изменений. До этих пор мы даже не представляли себе, что такое настоящий стресс. Напряжение — да. Но стресс — совсем другое дело. Неожиданно оказалось, что я должна отвечать за билеты на самолет, паспорта, наличные деньги… Я боялась, что мы сядем не на тот рейс и прилетим не в тот город. Меня постоянно преследовала мысль, что в аэропорту потеряется наш багаж. 

Особенно я тревожилась всякий раз, когда мы оказывались во Франкфурте, а там нам приходилось часто бывать потому, что многие рейсы из Москвы совершали посадку во франкфуртском аэропорту, который я ненавидела. Однажды я потеряла там свою лисью шубу, которая незаметно упала с тележки. Уж не знаю, как я умудрилась пройти мимо нее, но мне это удалось. Какие-то милые люди подняли шубу и отнесли в ближайший кафетерий, так что, когда мы с Сергеем туда вошли, один из официантов держал в руках мою шубу. Мне очень повезло. В другой раз я забыла бумажник в одном из магазинов франкфуртского аэропорта и служащим пришлось сделать объявление по радио. Опять везение. Один раз я даже ухитрилась потерять Сергея!
Мы договорились встретиться в определенном месте в определенное время, чтобы успеть на самолет, вылетающий в Москву. Я ждала, бежали минуты, а Сергея все не было. Я отправилась на поиски. Обошла весь аэропорт. В голове начали возникать самые дикие мысли.

«Почему Сергей захотел остаться во Франкфурте — раздумывала я. — Почему он решил не лететь со мной?» Он взял с собой паспорт, когда пошел за покупками, что было для него весьма нехарактерно, и билет на самолет. Обычно все это лежало у меня. 
Чем больше я думала, тем хуже мне становилось. «Почему Сережа захотел меня бросить?»— без конца спрашивала я себя. 

— Никогда не уходи меня искать, — сказал тогда Сергей. — Просто стой и жди в условленном месте.

Я была так рада, что он меня не бросил, я даже не расстроилась из-за того, что он рассердился, — в такие моменты Сергей мог говорить какие угодно слова. 

В тот год мы впервые катались вместе со «Звездами на льду». Репетиции начались осенью в Аспене. Мы с удовольствием работали с другими фигуристами: Брайаном Орсером, Скоттом Хамильтоном, Розалин Самнерс, Питером и Китти Kappaзерс. У нас было несколько групповых номеров, и мне приходилось переводить для Сергея во время тренировок. Все держались очень спокойно и доброжелательно. Если у кого-то возникало желание побезобразничать во время репетиций, никто не возражал — а мы бесконечно удивлялись. 
Но больше всего в Аспене нам понравился книжный магазин, который одновременно был библиотекой и кафе, где можно перекусить. Нам никогда не приходилось видеть ничего подобного. Сергей всегда любил книжные магазины. Поскольку он не читал по-английски, он мог провести целый день в за красивым кофейным столиком, просматривая иллюстрированные журналы. Здесь у Сергея была возможность подняться наверх, в комнату с настоящим камином, уютными, удобными креслами и диванчиками. Можно было заказать бокал портвейна, десерт или просто отдохнуть. 

Мы с Сергеем репетировали новую программу, которую придумала для нас Сара Кавахара. Там был один сложный элемент, когда я с помощью Сергея должна была сделать флип с обратным вращением. Однажды я задела коньком Сергея по голове и у него началось сильное кровотечение, Я так испугалась, что расплакалась.
— Почему плачешь ты? — спросил меня тогда Сергей.

Мы отвезли его в больницу, но перед тем, как сделать Сергею перевязку, врач начал задавать нам вопросы. Конечно, Сергей не понимал, поэтому я переводила, и эта процедура заняла довольно много времени. Я все время спрашивала: 
— Почему вы ему не помогаете? У него идет кровь, а вы ничего не делаетесь 

Но нет, сначала они хотели получить ответы на свои вопросы. Тогда я не понимала, как устроена медицина в Соединенных Штатах. 
Самым печальным событием этой осени было известие о том, что Роб Макколл, канадский танцор, который в паре с Грейси Уилсон выиграл бронзовую медаль на Олимпиаде в Калгари, серьезно болен. У него обнаружили СПИД. Брайану Оpcepy пришлось несколько раз пропустить репетиции, чтобы навестить Макколла в больнице. Я помню, как Брайан и Роб сидели рядом в конце автобуса во время турне после Олимпиады. Я обратила на это внимание, потому что мы с Сергеем тоже любили эти места. Мы садились там с тех самых пор, как тренировались у Жука, — сам Жук всегда устраивался впереди, а мы старались держаться от него подальше. Брайан и Роб оказывались сзади из-за того, что всегда последними входили в автобус. Они постоянно смеялись, и я помню, как Роб радовался, когда покупал для себя что-нибудь из одежды. Он вообще был очень веселым парнем. Я любила смотреть, как он катается, он всегда старался придумать новые движения для себя и Грейси — просто потому, что это ему нравилось. Роб обожал фигурное катание и всегда прекрасно чувствовал себя на льду.

Он умер еще до того, как выпал снег, а когда наше шоу приехало в Торонто, мы дали выступление в его память, весь сбор от которого пошел на счет больницы, специализирующейся на лечении СПИДа. 
Участие в этом турне очень отличалось от выступлений среди любителей. Если не ошибаюсь, наше турне начиналось в Грейт-фоллс, штат Монтана, и финальный номер не был готов до самого последнего момента. Все принимало окончательный вид только в самом конце. Трудно сейчас упомнить все города и городишки, где мы побывали: Маскигон, Форт-Уэйн, дансинг, Каламазу и Бингемптон.

Однако мы не уставали по-настоящему от жизни на колесах. Отели всегда были удобными, а иногда даже красивыми, и в каждом городе мы отыскивали хорошие ресторанчики. По всей с ране встречали друзей, уехавших из России. Сергей любил сходить на хоккей всякий раз, когда у него возникала такая возможность, что получалось довольно часто. Я ненавидела чемоданы и необходимость носить одни и те же костюмы в течение нескольких месяцев, а потом паковать их после поздних выступлений и приемов и ехать дальше в два часа ночи. Эти приемы не доставляли нам удовольствия: приходилось бесконечно сидеть за столом и давать автографы спонсорам, их друзьям и знакомым. Все они ели, пили и развлекались, а мы должны были без передышки писать, и писать, и писать. 
A вот автобус у «Звезд на льду» был отличным. В нем имелись двухъярусные койки, маленькая кухня, холодильник и несколько диванчиков’. Отличное место, чтобы расслабиться и поговорить. Должна признаться, что люблю готовить — во время турне мне этого недоставало. Иногда даже хотелось помыть посуду. Несколько раз, когда мы бывали в ресторанах, у меня возникало желание пойти на кухню и сказать: Извините. Не могу ли я чем-нибудь вам помочь? Может быть, помыть посуду?"

Турне закончилось поздней осенью 1991 года. В декабре мы в первый раз выиграли мировое первенство среди профессионалов, после чего вернулись в Москву и присоединились ко «Всем звездам России». Татьяна договорилась о гастролях в Испании, но, когда мы туда приехали, что-то сорвалось и выступления отменили, а мы поселились в маленьком отеле под Барселоной, дожидаясь, пока ситуация прояснится. Мы прожили там две недели: играли в футбол, пили вино и ели удивительно вкусную еду. Однако нам не платили денег. Ни единого цента. Татьяна постоянно повторяла, что со дня на день все будет улажено. 
Наконец Сергей заявил, что мы больше ждать не можем. Мы должны участвовать в новогоднем представлении в Гармиш-Партенкирхене, а там нам наверняка заплатят пять тысяч долларов в неделю. Тем временем Пол Теофанус беспрестанно слал в наш маленький отель факсы, уговаривая нас уехать, потому что у него была для нас работа. Но мы так и не получили его сообщений, потому что в отеле был всего один служащий, который не умел обращаться с факсом. Кончилось тем, что мы поехали на поезде в Мадрид, где нам пришлось купить дорогие билеты в Москву, чтобы успеть вовремя получить немецкую визу. Не помню, чтобы у нас возникало столько проблем сразу. Так, к сожалению, закончилась наша работа с Татьяной Тарасовой.

Глава 17

ДАР
Мы частенько не могли решить, что нам делать, когда кончалось одно турне, а до следующего оставалось какое-то время. Если возвращаться в Москву, то возникает множество проблем, а дома или квартиры в Соединенных Штатах у нас не было. После Гармиша «Звезды на льду» возобновляли выступления в середине января, и оставшиеся десять дней мы с Сергеем решили провести у Линн и Билла Плейг, неподалеку от Денвера. Линн занималась рекламой нашего шоу. Плейги были старыми друзьями Скотта Хамильтона. 
Чтобы не сидеть на месте, мы одолжили огромный старый автомобиль у друзей Плейгов. Это был «линкольн-континенталь» — ни мне, ни Сергею никогда inc. приходилось ездить в таких больших машинах. Разобраться с ней оказалось не так-то просто. При парковках было необходимо выключить радиоприемник, иначе садился аккумулятор такая неприятность случилась с нами дважды. 

Как-то вечером мы поехали в Денвер, чтобы посмотреть шоу Брайана Бойтано и Катарины Витт, а на обратном пути заблудились. Наверное, и с вами случалось нечто подобное — начинаешь следить за поворотами и перестаешь обращать внимание на скорость. Так или иначе, но совершенно неожиданно у нас за спиной появилась полицейская машина с мигалкой. Однако сирену они не включали. Мы ничего не знали об этом правиле, поэтому. продолжали ехать дальше. В Москве в подобных случаях милицейские машины сразу включают сирену. В конце концов полицейским из Денвера тоже пришлось это сделать. Тогда Сергей остановился. 
Офицером полиции оказалась женщина. Она подошла к нашему автомобилю с той стороны, где сидел Сергей; он протянул ей свои российские права, а она начала задавать вопросы, но наш «линкольн» был таким огромным, что я их не слышала, поэтому и не могла переводить. Я попыталась объяснить ей, что Сергей не говорит по-английски, но она меня тоже не слышала. Мне пришлось перейти на крик. 

— Что? — переспросила женщина-офицер.— Что вы говорите? 
Я вышла из машины, чтобы не кричать, однако дальше события стали разворачиваться очень необычным, даже пугающим образом. 

Она вытащила пистолет и закричала на меня: 
— Немедленно сядь обратно в машину!

Я не привыкла, чтобы люди со мной так грубо разговаривали. Тогда я не знала, что в таких случаях нельзя выходить из машины, и теперь женщина из полиции была готова в меня стрелять. 
Наконец она успокоилась и подошла к моей стороне «линкольна». Я объяснила, что мы фигуристы из России и что мы заблудились. Она нас узнала, но заявила, что нам следует пересесть в полицейский автомобиль и она отвезет нас домой.

Но сначала она хотела доставить нас в участок и познакомить со своими коллегами. Конечно же, мы согласились. Да и выбора у нас не было.
В конце января у меня появились странные ощущения. Мы участвовали в турне «Звезд» и обычно обедали днем, между тренировками и вечерними спектаклями. Вдруг я поняла, что больше не могу переносить запаха пищи. И одновременно ужасно хочу есть. На следующий день меня стал раздражать запах кофе, а я его всегда любила. 

«Что со мной происходит? — забеспокоилась я. — Наверное, я беременна». 
Я не ставила перед собой такой задачи, но мы и не предохранялись. Может быть, кому-то это покажется безумием, но дело обстояло именно так. Как я уже говорила, мы с Сергеем никогда ничего не планировали заранее. 

Когда мы вернулись в Москву, во время перерыва между выступлениями, я сразу поговорила с мамой. Сергею я ничего не сказала, стеснялась поделиться с ним своими подозрениями. Мама отвезла меня и больницу, там мне сделали анализы, и, как и следовало ожидать, оказалось, что у нас будет ребенок. 
Сначала я подумала, что меня это совсем не радует. Я была еще так молода — всего двадцать лет, мне не хотелось пропускать целый год выступлений. Поэтому я сказала маме: 

— Давай договоримся с врачами. Я считаю, что мне следует сделать аборт. 
Мама выслушала меня и пообещала все устроить. Велела подождать ее в коридоре, а сама отправилась на переговоры.

Только значительно позже я узнала, что она сделала на самом деле. Мама не сомневалась, что я не стану ее слушать, ей было хорошо известно, какой я бываю упрямой, если приму какое-то решение. Поэтому она пошла к главному врачу и уговорила его, чтобы он убедил меня в опасности аборта. 
Позже главврач нашел меня в вестибюле и очень мягко объяснил, что существует довольно высокая вероятность лишиться возможности иметь детей в дальнейшем. Он привел в пример знаменитую русскую балерину, с которой произошло именно такое несчастье, и я испугалась. Кроме того, он добавил, что еще слишком рано делать операцию, поскольку я беременна всего три недели. Даже если я все равно решусь на аборт, нужно подождать еще три недели. Поэтому мы договорились, что я вернусь домой и хорошенько все обдумаю. 

Потом пришла мама и спросила, о чем со мной говорил доктор. Я ответила, что его беспокоит будущее, и тогда мама сказала: 
— Тут я с ним согласна. Может быть, тебе следует поговорить об этом с отцом Николаем. 

Я не знала, что делать. Операция меня пугала, а мысли о том, что я беременна, приятно волновали. 
Той ночью я ничего Сергею не сообщила. Он встречался с друзьями и поздно пришел домой, что меня, конечно, расстроило, и на следующее утро я все еще на него сердилась. Я чувствовала себя неважно, и мы поссорились из-за какой-то ерунды. Я не помню из-за чего, но мои гормоны сводили меня с ума, и в какой-то момент я выпалила:

— Я беременна. Мне нехорошо, а тебе наплевать! У тебя мог бы быть ребенок, но теперь я сделаю аборт. 
Сергей был потрясен.

— Неужели это правда? О чем ты говоришь?— Он сразу забыл о том, что я на него сердита, забыл даже мои слова об аборте. — Почему ты не сказала мне раньше? — Он был так взволнован, не выпускал меня из объятий и продолжал целовать. — Почему ты мне ничего не сказала, Катюха? 
Мы позвали мою маму и втроем отправились в другую больницу. Мне кажется, мама хотела услышать мнение еще одного врача, чтобы убедиться в том, что я не слишком миниатюрна, чтобы иметь ребенка. Там заново проделали все анализы, и я узнала, что предположительная дата рождения— 20 сентября. 
Помню, как я вышла из кабинета и увидела маму и Сергея, которые ждали меня с радостными улыбками. Они были такими счастливыми!, 
А я между тем беспокоилась:

— Мы пропустим целый год. Мне нельзя будет кататься. Что станет с моим телом? Смогу ли я снова набрать форму? 
Женщина всегда боится рожать первого ребенка. Но беспокоится она только о ребенке. 

— У нас будет ребенок, — без конца повторял Сережа и брал меня за руку. 
Он был очень похож на греющегося на солнышко кота. 

А моя мама, которая тоже волновалась, говорила: 
— У меня будет внук.. 

В результате мне не пришлось принимать никаких решений. Я была так счастлива, что им хорошо; к тому же они нисколько не сомневались, что мне следует родить ребенка. Даже мой отец считал, что это хорошая идея. Маме было двадцать, когда на свет появилась я, и отец заявил, что лучше иметь детей, когда ты еще молод и у тебя есть силы. 
Я пошла поговорить с отцом Николаем, у которого было четверо детей. 

— Первый ребенок очень важен, — сказал он, — потому что это дар Господа. 
И еще он спросил, предохранялась ли я от беременности, потому что русская православная церковь этого не одобряет. Я ответила, что нет. 

— После того как у тебя родится этот ребенок, — сказал отец Николай, — можешь начать предохраняться. Но первый ребенок всегда от Господа, потому что он дитя любви. 
Мы с Сергеем не стали никому ничего рассказывать. Я помню, как осталась дома, смотрела Олимпийские игры в Альбервилле и ужасно переживала за наших друзей Марину Климову и Сергея Пономаренко, которые после бронзы и серебра наконец-то выиграли золотые медали в танцах на льду. Татьяна Тарасова помогла им подготовиться к Олимпиаде. Eй удалось создать великолепную программу — сложную, драматичную и цельную. Именно наблюдая за их катанием, я впервые подумала о том, что хотела бы еще раз участвовать в Олимпийских играх. 

В парном катании удачно выступили Наталья Мишкутенок и Артур Дмитриев. Мне понравилась их короткая программа, и я была рада, что им удалось одержать победу. Какая-то часть меня мечтала участвовать в Олимпийских играх, хотя я прекрасно понимала, что переход в профессионалы такую возможность исключил. Впрочем, я не слишком печалилась. Я никогда не говорила Сергею, что переживаю из-за того, что мы больше не можем выступать в. соревнованиях среди любителей. Но, глядя на другие пары, я поняла, что у нас есть силы и технические навыки, позволяющие соревноваться с кем угодно. И Сергей думал так же. Мы слышали, что Брайан Бойтано написал письмо в Международную лигу фигурного катания с просьбой разрешить профессионалам участвовать в следующих Олимпийских играх. Поэтому мы знали, что остается слабая надежда на то, что у нас появится шанс поехать на Олимпиаду, но мы с Сергеем никогда не обсуждали этот вопрос. 
Пол Теофанус был первым из тех, кто поздравил меня с будущим ребенком. Сергей рассказал ему, и Пол радостно воскликнул: 

— Великолепно! Поздравляют! Ты станешь отцом! 
Очень по-американски. В Москве к этому относятся совсем не так. Большинство наших друзей реагировали следующим образом:

— Ты беременна? Нелегко же вам придется.
Мы сказали Полу, что я хотела бы продолжать выступать в «Звездах на льду" как можно дольше. Конда мы вернулись в Соединенные Штаты после перерыва на Олимпийские игры, Байрон Аллен, продюсер нашего шоу, отвез меня в больницу, чтобы сделать еще одну серию анализов. Там мне «сообщили, что у нас будет девочка. А я предполагала, что родится мальчик. Если честно, была даже уверена в этом. Я считала, что доктора просто не могут все как следует разглядеть. 

Меня тошнило только по утрам, но мое тело определенно начало меняться. Я не могла пить кофе и есть шоколад и не понимала, почему все время ощущаю какую-то слабость, почему так быстро устаю. l помню, что страшно злилась, когда не могла откатать программу без того, чтобы не чувствовать себя совершенно измотанной.

Мы по-прежнему выступали со «Щелкунчиком>, но еще у нас был сольный номер, и трижды мы выходили на лед в группе, так что к концу я просто едва держалась на ногах. Каждый вечер я падала в постель с надеждой, что на следующий день буду полна энергии. Но мои надежды не сбывались. 

Я не представляла себе, что это значит — ждать ребенка. Не ожидала, что мое тело будет так быстро увеличиваться в размерах, и ужасно переживала из-за того, что не влезаю в костюм для выступлений. Однажды я даже расплакалась в раздевалке. Линн Плейг пыталась мне помочь. Я дважды упала, когда мы делали выброс в три оборота, поэтому в дальнейшем мы перешли на два. Кроме того, я считала, что не должна так много есть, чтобы не набирать лишний вес. Глупо, но мне с большим трудом удавалось справиться с этими проблемами. Я начала беспокоиться о том, что не сумею завершить турне. 
Однако Сергей, несомненно, был очень счастлив. Он постоянно поддерживал меня, обнимал, пытался нащупать ребенка у меня в животе. Все время говорил про нашу девочку. Мы решили назвать ее Дарья, потому что моя мама давно мне призналась, что если бы у нее родилась еще одна девочка, она назвала бы ее Дарья — Екатерина, Мария, а потом Дарья. Сергею это имя очень понравилось.

Когда мы приехали в Торонто, Барбара Андерхилл пришла к нам в гости. Она решила пропустить этот сезон, потому что была беременна, ждала близнецов. Тогда я думала, что никто не знает, что у нас с Сергеем будет ребенок, а на самом деле всем это было прекрасно известно. Барбара, увидев меня, задрала платье и показала мне свой огромный живот, а потом заявила:
— А теперь, Катя, покажи-ка мне свой! — Я была шокирована, а Барбара тем временем продолжала: — Ой, ты такая худенькая. Катя, ты еще продолжаешь кататься. С тобой все в порядке?

Когда мы приехали в Оттаву, я позвонила Марине и спросила, не хочет ли она посмотреть на наше шоу, а потом призналась, что нахожусь на четвертом месяце беременности. 
— Вот и отлично, — сразу сказала Марина.— Значит, ты скоро станешь мамой. А затем снова будешь кататься. 

Настроение у меня улучшилось. Мы договорились увидеться с ней перед выступлением, посмотреть, как она живет и где проводит тренировки. Это была наша первая встреча с Мариной с тех пор, как она уехала из России год назад. 
Я сумела завершить канадский тур, а на послед; ней тренировке в Галифаксе сделала несколько двойных акселей просто для собственного удовольствия. По возвращении в Москву мне не придется больше кататься до тех пор, пока не родится ребенок. 

Наши друзья сделали много подарков для ребенка. Сейчас мне кажется, что не все знали о моей беременности, но тогда я покраснела и подумала: «Всем все известно». Еще мне подарили три чашки — мама-медведица, папа-медведь и маленький медвежонок; зеркало со специальной планкой, чтобы измерять рост ребенка; Розалин Самнерс преподнесла Дарье музыкальную шкатулку с танцующими медведями внутри… Мы получили так много забавных подарков! Я была очень тронута. Это был настоящий праздник жизни.

Ирина, книга "Мой Сергей" очень интересная и драматичная! Хотелось бы прочитать ее полностью. Какая же все-таки смелая Екатерина Гордеева! Она смогла рассказать другим людям о своей жизни, о своей любви и судьбе. Немногие на это способны. Вызывает подлинное восхищение ее трудолюбие и целеустремленность, ее нежная и трепетная любовь к Сергею, которую она пронесла через всю жизнь! Великая фигуристка и великая женщина!

Не могу найти 18 главу. Если найдете, скачайте пожалуйста.

Завтра поищу.

18 глава.

ДАРЬЯ
Мы с Сергеем провели прекрасное лето в Москве, готовясь к рождению ребенка, Теперь я уже гордилась тем, что беременна, и тщательно следила за своим питанием. Каждый день гуляла и делала специальные упражнения. Иногда пешком поднималась на пятнадцатый этаж до нашей квартиры — ужасно скучно. Часто слушала музыку, которая великолепно соответствовала моему тогдашнему настроению. Никогда раньше я так себя не баловала. 
Все были ужасно рады тому, что у меня будет ребенок, и тоже меня баловали. «Сядь сюда, Катя, Тебе удобно? Хочешь чего-нибудь перекусить?» Сергей очень обо мне заботился и тоже следил за моим питанием. А еще он старался меня не сердить и исполнял все мои желания. 
В Москве в тот год выдалось очень жаркое лето, так что днем было тяжело ходить по улицам. Я никогда не любила жаркую погоду, поэтому дожидалась, пока станет прохладнее; иногда это происходило после полуночи. Я спрашивала у Сергея: 
— Можешь пойти со мной погулять? 

А он отвечал:
— Иди, погуляй сама, а я буду наблюдать за тобой с балкона. 
Я видела, как он стоял на балконе и смотрел на меня. Уж не знаю, что он мог бы сделать, случись что-нибудь непредвиденное, поскольку мы жили на пятнадцатом этаже. Впрочем, у него был лук со стрелами. Может быть, это помогло бы. 
Однажды за ужином Сергей спросил: 
— Катюха, ты хорошо поела? 

Я сказала, что да.

— Доешь бутерброд с черной икрой, — заявил он, — и тебя ждет сюрприз. 
Все говорили, что я должна есть икру, потому что в ней много протеина. 
Я с трудом доела бутерброд. После этого Сергей принес мне большую коробку. Внутри оказался очень красивый шарф, а в нем я нашла часы «Роллекс». Я была просто потрясена. И даже ничего не могла сказать, потому что Сергей никогда не дарил мне подарков-сюрпризов. 
Наконец я обрела дар речи.

— Спасибо, Сережа. Я этого не заслуживаю. Скорее всего я их потеряю.
И тогда он сказал мне замечательные слова:

— Нет, ты заслуживаешь большего. А это всего лишь подарок. 
И хотя мне очень понравился сам подарок, но то, с какой любовью и нежностью Сережа обращался со мной, имело для меня куда большее значение. 

В июне или июле Сергей купил новую пару коньков и отправился на каток, чтобы их опробовать. Я за компанию поехала с ним. Меня все время тянуло то вперед, то назад — возникали проблемы с центром тяжести. Вдруг показалось, что я совершенно потеряла координацию движений. Однако решила не беспокоиться по этому поводу. Меня тревожило лишь мое здоровье и ребенок. 
Мы с Сергеем отправились в пятнадцатидневную поездку в Давос, Цюрих и Грецию. Только он и я — чудесное путешествие. Греция оказалась такой красивой страной. Однажды Сергей смотрел на меня как раз в тот момент, когда ребенок начал проявлять беспокойство. 
— Что происходит у тебя в животе? — спросил он. — Хочешь потрогать? — Я взяла его руку и приложила к животу, чтобы он ощутил толчки. 
Дарья передавала привет своему отцу.

За время беременности я набрала восемь килограммов, что вполне соответствовало норме. Однако Татьяна Тарасова посоветовала мне обратиться в больницу, где специализировались на сложных родах, чтобы подстраховаться. Так я и сделала. Врачи тщательно меня осмотрели и порекомендовали кесарево сечение — учитывая мои миниатюрные размеры. 
Я поговорила с мамой, и она сказала, что, наверное, так и нужно сделать. Однако в этом случае процесс восстановления занимает некоторое время, иногда довольно продолжительное, так что мысль о кесаревом сечении мне не слишком нравилась. Именно тогда-то я впервые подумала о том, чтобы родить ребенка в Соединенных Штатах. 
Мы позвонили Полу Теофанусу, и он спросил, с кем мы собираемся выступать в новом сезоне и могут ли Звезды на льду» на нас рассчитывать. Репетиции должны были начаться в конце октября., через пять недель после рождения ребенка. Если делать кесарево сечение, то я не смогу в них участвовать, и в результате мы пропустим весь сезон. Как и всякий Близнец, я не могла ни на что решиться. То приходила к выводу, что поеду рожать в Соединенные Штаты, а потом вдруг начинала думать, что лучше остаться в Москве. 
В конце концов мы с Сергеем твердо решили, что лучше рожать в Соединенных Штатах. Пол нашел врача в Морристауне и снял для нас квартиру в большом доме. Мы купили на 16 августа билеты. Однако когда мы приехали в аэропорт, оказалось, что наша виза недействительна. 

Я ужасно расстроилась. Сергей поменял билеты на другой день. Нам пришлось идти в американское посольство, чтобы получить визы на нас и на мою маму, которая должна была прилететь через месяц, чтобы помочь мне после рождения ребенка. 
Я постаралась одеться так, чтобы моя беременность была не слишком заметна, но когда мы вошли в кабинет, служащий посольства приветствовал нас следующими словами: 

— Привет, привет, заходите, пожалуйста. А теперь скажите, почему вы хотите рожать ребенка в Соединенных Штатах? 
Первый вопрос! Я начала объяснять насчет репетиций, что мне нужно как можно быстрее выйти на лед, чтобы успеть подготовиться к турне. 

— А как вы относитесь к тому, что ваш ребенок получит гражданство Соединенных Штатов? Что вы об этом думаете? 
Я сказала, что не имею ничего против, но это не главная причина, по которой мы приняли такое решение. 
Служащий попросил нас немного подождать. Пока он ходил, чтобы получить у кого-то консультацию, я ужасно волновалась. Однако он довольно скоро вернулся и сказал, что с визами все в порядке. 
После этого возникла другая проблема. Врачи из нашей больницы сказали, что отправляться в Америку уже поздно. «Вам следовало вылететь в начале августа», — утверждали они. 

Поэтому я немного нервничала, когда мы сели в самолет 1 сентября. Но была уверена, что со мной все будет хорошо и что Дарья станет вести себя прилично, до срока оставаясь там, где ей й положено. 
На следующий день после прилета в Штаты я пошла к врачу, которого нашел для меня Пол, и он подтвердил, что у нас будет девочка. А еще доктор сказал, что ребенок больше не будет расти и на следующей неделе можно стимулировать роды. Мы договорились на 13 сентября.

Пол спросил нас, не хотим ли мы посмотреть открытый чемпионат США по теннису, и мы, конечно, согласились. Он достал нам отличные места на вечерние матчи 10 сентября. Это было фантастическое зрелище, словно мы побывали в театре. К сожалению, матч пришлось прервать, потому что полил страшный дождь. Мы едва успели добежать до машины, перепрыгивая через лужи. 
Тем вечером я чувствовала себя немного хуже, чем обычно, и Сергею пришлось вести машину без всякой моей помощи, потому что я ни на что не обращала внимания. Посреди ночи, примерно в четыре часа, я проснулась от очень необычного ощущения. Около часа побродила по квартире — и тут начались схватки. 
Однако я не знала, что это означает. Никто мне не рассказал, как начинаются роды. Несколько мгновений я чувствовала себя ужасно, потом вдруг боль исчезала. Мне все это показалось странным, и когда боль отпускала, я принималась старательно изучать брошюру, которую дал мне доктор. Только тогда я поняла, что это, по-видимому, схватки.
Я позвонила в больницу, и мне велели приехать. Я разбудила Сергея, который начал ужасно суетиться. Схватки становились все сильнее, а промежутки между ними быстро сокращались. Сергей страшно нервничал, когда в машине я то говорила, что со мной все в порядке, то громко кричала. Бедняга, он не знал, что делать. Я сказала, чтобы он подвез меня к приемному покою — они с Полом отрепетировали это заранее.

Врач осмотрел меня, и, как только Сергей понял, что я в надежных руках, он заявил: 
— Я пойду посижу в машине.
Сергею не хотелось оставаться в комнате ожидания, где ему начнут задавать вопросы, на которые он не сможет ответить. Ничего худшего для него и быть не могло. А представить себе, что он станет помогать мне во время родов, было совершенно невозможно — в России это не принято. 
Меня отвезли в палату, и тут мне стало немного страшно, потому что из-за закрытой двери доносились женские крики. Врачи сделали мне укол в предплечье, и я на короткое время заснула. Потом снова начались схватки, боль становилась все сильнее и сильнее. Мне предложили сделать обезболивающий укол в позвоночник. 
Мы не обсуждали такого варианта заранее, поэтому врач объяснил мне, что это такое. Наконец я согласилась и сказала: 
— Да. Сделайте укол. Прямо сейчас.

Однако прежде мне принесли кучу бумаг, которые я должна была прочитать и подписать. 
«Они что, с ума сошли? — подумала я. — Хотят подписать со мной контракт? Пусть делают укол!» 

Но нет, сначала нужно было прочитать и подписать бумаги. И все, естественно, написано по-английски, а разве я могла в тот момент думать на чужом языке? Единственное, что я понимала,— нужно подписать контракт, и тогда боль уйдет. Может быть, придется отдать машину. Может быть, часы «Роллекс». Мне все равно. Сделайте укол! 
В результате укол сделали. В спину, чего я никак не ожидала, хотя и уверена, что в подписанном мною документе все было подробно разъяснено. Мне сразу стало хорошо, и я смогла расслабиться. 

Наконец около одиннадцати часов утра меня начали спрашивать про Сергея. 
— Разве ваш муж не будет рядом с вами?

— Зачем? — спросила я. — В этом есть какая-то особая необходимость? Неужели он не может подождать в машине? 
— А как насчет подруги? — спросила медсестра. — Какая еще подруга? — удивилась я. — Никто не говорил, что мне следует захватить с собой подругу, чтобы родить ребенка.

— Мы просто хотим сказать, что кто-то должен быть рядом с вами, — попыталась объяснить медсестра. — Мы позовем вашего мужа. Только он знает русский. В каком автомобиле он вас ждет?

Я рассказала, и -медсестра нашла автомобиль. Сергей спал. Она постучала в окошко, жестом показывая, что он должен следовать за ней. Он ничего не понял. 
— О, уже родила? Прекрасно. Мальчика или девочку? 

Он торопливо шагал за медсестрой и был очень удивлен„когда вошел в палату и выяснилось, что ребенок еще не родился. 
Однако внешне Сергей, как и всегда, выглядел совершенно спокойным. Это я волновалась. 

— Они заверяют, что ты должен быть рядом со мной, — сказала я ему. — Все нормально, Серега?
— Да, конечно. Тебе очень больно, Катюша?

Я ничего не чувствовала, но подумала; что мне не следует ему этого говорить. 
— Нет, — ответила я. — У меня все хорошо.
Оказалось, он даже рад, что может остаться. Сергей все время целовал мне руку. Доктор начал показывать Сергею устройства, по которым они следили за тем, как продвигаются роды, что происходит с ребенком, какова интенсивность схваток. Сергей вежливо его выслушал. А потом доктор принялся повторять, что я должна делать. 
Меня затрясло по-настоящему. Мне кажется, это была реакция на укол в позвоночник. Я забывала, что должна делать. Сергей держал меня за руку. Наконец я напряглась, потом еще и еще… Когда Дарья вышла наружу, у меня возникло ощущение полного опустошения, словно все, что было ниже горла, вышло наружу вместе с ребенком.

Доктор положил Дарью мне на живот, а я продолжала отчаянно дрожать. Мне стало вдруг невыносимо холодно. Помню, как я подумала: «Вот все удивятся, когда окажется, что родился мальчик». Я все еще им не верила. Но удивляться пришлось мне. 
— Девочка, — сказал доктор и дал Сергею подержать Дарью еще до того, как я взяла ее в руки. 

Сергей удивился, но Дарью взял. На нем не было даже больничного халата, он стоял посреди палаты в своей синей джинсовой рубашке — эта картина и сейчас у меня перед глазами. Я была так счастлива, что он рядом!.. 
Дарья оказалась совсем крошечной, и у нее не было волос. Девочку помыли и надели ей на голову маленькую смешную шапочку, а потом спросили, не хочу ли я позвонить домой.

В Москву? 

Естественно, ответили они. Конечно.
И мы позвонили домой, а когда моя мама взяла трубку, Сергей сказал:

— Привет, бабушка. 

— Уже? — воскликнула она.
Мама должна была приехать только через неделю, она рассчитывала, что еще успеет объяснить мне, как следует себя вести.

Дарья весила почти два с половиной килограмма и была совершенно здорова. Но она оказалась самым маленьким ребенком из всех, кто находился под наблюдением в больнице. К тому же у остальных детей на голове были волосы. То, что Дарья была совсем лысой, доводило меня до исступления. Сама не знаю почему. Я так расстроилась, что проплакала всю первую ночь. «Я не справилась,— думаля я, — не ела то, что
долго продолжала кататься — именно поэтому у  Дарьи нет волос».

Грустная, смешная маленькая мама, оказавшаяся так далеко от дома.

19 главы пока нет. Их постепенно восстанавливают. Сколько ждать не знаю. Я нашла. Только придется печатать от руки. Прошу прощения за ошибки. И может не за один раз всю главу.

Отьезд.

Сергей вернулся домой из больницы и выпил целую бутылку шампанского. А потом позвонил всем , кого знал. Целую ночь он звонил по телефону и расссказывал разным людям, что Дарья будет теннисисткой, потому что ей так хотелось посмотреть открытый чемпионат США по теннису, что родилась раньше срока.
На следующий день он принес цветы и подарки. Три дня спустя, когда меня выписали, Сергей все время обнимал и целовал меня и без конца фотографировал нас с Дарьей. Я никогда не видела его таким счастливым. И всякий раз, когда я предлагала кому-нибудь позвонить- Егору или Фадееву, например, -он отвечал:
-Катюха, я уже им звонил.
 Потом мы получили огромный счет за телефонные разговоры.
  Мы с нетерпением ждали приезда моей мамы, потому что я далеко не всегда знала, что нужно делать. К счастью, никаких серьезных проблем не возникло. Кормление грудью проходило нормально, мы с Сергеем наблюдали за тем, как няня меняла пеленки, а вскоре могли и сами совершенствовать эту весьма непростую процедуру. Когда я несколько раз оставляля его одного со спящей Дарьей, он нервно спрашивал у меня, что ему делать, если она проснется. Я отвечала, что не знаю. И это было правдой.
 Мне стало намного легче, когда мама наконец приехала. Я все еще беспокоилась из- за того, что Дарья была такая маленькая и безволосая,что у нее красная кожа. Я стала жаловаться маме на то, как Дарья выглядит, а она посоветовала мне успокоиться, потому я сама была весьма уродливой, когда родилась. И еще мама утешила, сказав, что Дарья очень хорошенькая.
 Мама показала нам, как нужно все делать. Мы научились давать Дарье отрыгивать, купать ее, пеленать. Когда она начинала плакать, мама чистила виноградину, заворачивала в марлю, и мы давали ей ее пососать. И всегда Дарья успоикаваилась.
 Каждый день приносил какие-то небольшие перемены. Однажды она перевела взгляд с одного предмета на другой. Первое купание. Первая улыбка...И все время мы благодарили Бога за то, что Он одарил нас таким счастьем.
 Через двенадцать дней после того ,как родилась Дарья, 23 сентября, Сергей отвез меня в гимнастический зал, и с этого дня мы приступили к ежедневным тренировкам. Поэтому, когда Джей Огден пришел выяснить, будем ли мы кататься в этом сезоне, мы уверенно ответили "да". Репетиции начинались через месяц.
 Сергей хотел, чтобы я попросила у Джея дополнительных денег.
  -Скажи ему, Катюха,- настаивал он.
    Я попыталась, но у меня плохо получаются разговоры на подобные темы. Я просто не в состоянии произнести нужные слова. Если бы Сергей говорил по английски, все переговоры вел бы он. Но он не знал языка, и этим приходилось заниматься мне. Наконец мне удалось разразиться такой фразой:
   -Не кажется ли вам, что стоит рассмотреть вопрос о повышении нашей зарплаты, теперь, когда у нас появился ребенок?
     Джей выслушал вопрос, а потом напомнил мне, что у МГМ есть выбор, кого приглашать в турне, и он надеется, что мы примем их предложение. На этой ноте и закончился наш разговор; тогда мы еще не приняли окончательного решения.
  В результате мы согласились кататься за те деньги, которые платили раньше.
  30 сентября я встала на коньки. Прошло девятнадцать дней с рождения Дарьи и около шести месяцев с тех пор, как я прыгала двойные аксели на последней тренировке в Галифаксе. Всякий раз,  когда я пыталась сделать прыжок, я падала, и у меня начинала болеть спина. И все же я была рада снова выйти на лед.
Наша новая маленькая семья была такой счастливой! Осенью в Нью-Джерси очень красиво, и мы с Дарьей часто ходили гулять в ближайший парк. Когда девочке исполнился месяц, мы сфотографировали ее для американского паспорта. Бедное маленькое существо не могло еще держать головку, так что на фотографии можно разглядеть пальцы Сергея, поддерживающие её сзади. В его больших сильных руках она казалась маленькой птичкой. Дарья будет иметь двойное гражданство-российское и американское- до те пор ,пока ей не исполнится восемнадцать, а затем придется выбирать.

   В этом году репетиции "Звезды на льду" проходили в Лейк-Плэсиде. Они начинались 19 октября, поэтому до того, как уезжать из Нью-Джерси, мы должны были решить, что делать с Дарьей. Мы не хотели, чтобы она жила в гостинице, которую МГМ зарезервиловала для фигуристов, а снять квартиру где-нибудь неподалеку никто не предложил. В последующие годы мы на этом настаивали, но в первый раз просто не сообразили. Никто не спросил у нас:"Может быть, вы хотите взять с собой Дарью? Мы найдем вам дом с кухней". Я знаю, что мы сами должны были об попросить, но нам и в голову подобные мысли не приходили. Мы были счастливы, что благодаря "Звездам на льду" не потеряем целый год. И мы решили, что не возьмем Дарью с собой.
  Именно поэтому большинство фигуристок не имеют детей. Очень немногие продолжают выступать после рождения ребенка. Целый год ты не выходишь на лед, потом очень трудно набирать прежнюю форму, приходится путешествовать по всему миру, оставляя ребенка дома. Если бы Дарья родилась в середине лета, мы смогли бы провести с ней больше времени. Или если бы мы с Сергеем были одиночниками, я могла бы бросить фигурное катание и постараться стать хорошей матерью. Но Сергей не мог выступать без меня.
   Поэтому мама уволилась с работы и сказала мне :- Я в твоем распоряжениии; у меня еще достаточно сил, я позабочусь о Дарье. Теперь ты можешь вернуться к своей работе. Ты еще молода и любишь фигурное катание. Пусть уж лучше ты станешь скучать по Дарье, чем она будет ездить по всей стране за тобой и жить в гостиницах.
   Рассуждения вполне разумные, тем не менее я просто с ума сходила от того, что не смогу стать настоящей матерью для своей маленькой дочки. Но был ли у нас выбор? Мы могли завершить выступления, чтобы сидеть с Дарьей, остаться без денег, жить как все в Москве, а современем работать тренерами. Или продолжать кататься, предоставив моей маме растить Дарью. Других вариантов не существовало.
  Мама решила, что она с Дарьей сможет сьездить навести семью Терри Фоли в Калифорнии, пока мы будем в Лейк-Плэсиде. В этом случае ей не придется жить одной в Нью-Джерси. Я перестала кормить Дарью грудью и перевела ее на бутылочки, а 17 октября мы отвезли маму и Дарью в аэропорт. Дочке всего было тогда пять недель.
   Все шло хорошо, пока они не уехали. Но после этого, когдамы с Сергеем сели в машину, меня охватило ужасное, неведомое до сих пор чувство, словно вырвали половину сердца. С Сергеем было тоже самое. Мы хранили молчание, нам нечего было сказать друг другу. Потом мы сообразили, что едем в противоположную от дома сторону.
   Мы чувстволи себя опустошенными и несчастными. Когда я приняла решение отдать ребенка маме, я не думала, что мне будет так плохо. Вернувшись домой, я бросилась на кровать и разрыдалась.
 Мама позвонила тем же вечером. Когда она рассказала, что они долетели нормально и все в порядке, я почувствовала себя лучше. В доме Терри было много игрушек для Дарьи. Поэтому настроение у меня немного улучшилось, когда на следующий день мы с Сергеем поехали в Лейк-Плэсид , чтобы приступить к тренировкам.
  Каждый день мы находились  на льду с десяти утра до шести вечера. Я все еще чувствовала себя не совсем хорошо, но мы оба истоскосовались по тренировкам и выступлениям. Плечо больше Сергея не беспокоило, и проблем с поддержами не возникало. Майкл Сейберт, который выступал в танцах на льду вместе с Джуди Блумберг, поставил для нас две новые программы- это был наш первый опыт работы с Майклом. Он легко поднимал меня и показывал Сергею, как нужно делать танцевальные поддержки. Кроме того, он научил нас нескольким новым дорожкам шагов. Мы с удовольствием работали с ним, и я постепенно набирала форму.Мы даже снова начали делать тройную подкрутку.
    Осенью в Лейк-Плэсид приехал Джей Огден, и мы согласились выступать на прежних условиях. Тогда он заявил, что может гарантировать нам двадцать тысяч долларов от организаторов за участие в чемпионате мира среди профессионалов, который пройдет в Лэндровере в декабре. За первое место полагался приз в сорок тысяч, тридцать тысяч за второе и двадцать за третье. Были персонально приглашены четыре пары, все из России: Елена Бечке и Денис Петров, Наталья Мишкутенок и Артур Дмитриев, Елена Валова и Олег Васильем. И мы.
   -Обойдемся без этих гарантий,- сказал Сергей.- Мы не займем места ниже третьего.
   Нужно было видеть в этот момент лицо Джея.Он не сомневался, что оказывает нам большую услугу. А Сергея переполняла уверенность, как в те времена, когда мы оба были в порядке.
   Я все еще ощущала тяжесть на сердце из-за того, что пришлось расстаться с Дарьей. Я постоянно об этом думала. Мне ее так не доставало! Все свободное время я проводила в магазинах, покупая для девочки разные вещи, которые мы регулярно отсылали в Калифорнию. Я знала, что когда Дарья вырастет, она скорее будет любить бабушку, чем меня, но с эьим я ничего поделать не могла- разве что бросить фигурное катание. Однако выбор был сделан.
   То же самое произошло и со мной, когда я была маленькой. У меня не было няни. Я не знала, что означает это слово. Когда моя мама уехала на целый год за границу, со мной осталась бабушка. Совсем непросто людям трех поколений жить в одном доме. Между моим отцом и бабушкой возникали трения- как и сейчас между мной, Дарьей и моей мамой. Иногда Дарья не слушается меня, потому что слушается бабушка. Но я должна относится к этому спокойно- пусть уж лучше Дарья остаетнется с бабушкой, чем с чужой нянькой. Мне повезло, что моя мама умеет так хорошо обращаться с детьми, и я считаю, что подобная связь между поколениями очень важна. Ты знакомишься с историей своей семьи, узнаешь перед обязательствами перед другими поколениями. Я знаю, что должна заботиться о своих родителях. Это очень приятная обязанность, и она совсем не вызывает в душе протеста. Как я могу переживать из-за того, что моя дочь так любит мою маму, когда я сама прекрасно помню, как сильно я сама любила бабушку? А кроме того, маму я тоже люблю.
  Мама уехала с Дарьей в Москву в ноябре, нам с Сергеем удалось провести с ним всего два дня в гостиннице в Нью-Йорке. Я не ожидала, что Дарья успеет так сильно вырасти за такое короткое время. Было очень здорово увидетьмя с ними, но я зналп, что нам вновь предстоит разлука, и поэтому не могла чувствовать себя абсолютно счастливой. Ко всему прочему я еще беспокоилась, что Дарья будет общаться с Вельдом, нашим огромным немецким догом, который оченьлюбил маму. Я боялась, что он будет ревновать. Однако вышло так, что Вельд вставал около Дарьи и охранял ее.
  Этой осенью я скучала по Дарье каждый миг нашего турне, но понимала, что такому маленькому ребенку нельзя жить в отелях, автобусах и самолетах.
    Позднее, в том же месяце, мы отправились в Оттаву к Марине, чтобы она посмотрела наши программы перед чемпионатом мира среди профессионалов. Она освежила наш "Щелкунчик", все время дразнила нас, что мы должны готовиться к Олимпийским играм 1994 года. Марина сказала, что многие профессионалы собираются выступить в Лиллехамере, и решила посеять зерно сомнений в наш х сердцах. Однако у меня все еще не ладились прыжки, и я не особенно серьезно отнеслась к ее словам.
   Соревнования в Лэндровере начались 9 декабря, я очень нервничала и совсем потеряла уверенность в себе. Постоянно думала о Дарье и задавлась одним и тем же вопросом:" Следует ли мне продолжать кататьмя или лучше стать настоящей матерью?" Эта постоянная борьба отнимала у меня много сил.
  Но вот пришло время выходить на лед, и Сергей так спокойно взял меня за руку, что-чудо из чудес!- я удачно выполнила двойной аксель, который до этого вызывал у меня постоянные затруднения. Мы сумели защитить свой титул чемпионов мира среди профессионалов всего через три месяца после рождения ребенка, и я этим невероятно гордилась.
  Когда на следующей неделе мы прилетели в Москву, я даже боялась взять Дарью на руки- думала, что обязательно она расплачется. Но с ней все было в порядке. Мы обсуждали с мамоц, не следует ли нам взять малышку в турне на будующий год, но тут мне приснился дурной сон. Я оставила Дарью в номере отеля- так мне снилось,- а когда вернулась, на меня начала кричать хозяйка:" Нельзя так налолго оставлять детей одних!" Мне было очень страшно. Я посчитала это згаком, что нам не следует брать Дарью с собой.
  Мы жили, как цыгане, постоянно переезжая с чемоданами из одной гостиницы в другую. Потом у "Звезд на льду" наступили рождественские каникулы, и мы с Сергеем полетели во Флориду, где поселились в многоквартирном доме в Сент-Питерсберге у родиьелей Брайана Орсера.Тренироваться там было негде, и мы просто наслаждались прекрасной погодой. Повсюду стояла зима, а здесь-лето.
Наши отношения с Сергеем остались очень романтичными. Я ходила в магазины, готовила обеды, зажигала свечи- делала все то, что невозможно делать в отеле. Мы начали подумывать о том, чтобы купить где-нибудь дом. Если бы у нас было жилище в Штатах, мама могла бы оставаться там с Дарьей, а мы бы навещали их всякий раз, когда у нас появлялось бы несколько свободных дней. Где-нибудь ближе Москвы.
   Линн Плейг дала нам имя агента по продаже недвижимости в Таппе, а так как у нас было много свободного времени, мы принялись осматривать дома. Он начал с того, что показал несколько дешевых и плохих. Потом дом неподалеку от Тампы с воротами и маленьким озером. Там имелось два детских сада и всего в двадцати минутах езды- каток. Однажды сгент продемострировал нам образец дома с готовой детской комнатой, выкрашенной в розовый цвет, специально для девочки. Все там было такое красивое. И мы подумали, что было бы здорово, если бы Дарья жила в таком доме.
   Три спальни, кухня, задний дворик и огороженный бассейн, все сделано со вкусом и хорошо организованно. Нам так понравился дом, что мы без конца повторяли:"Как было бы хорошо,если бы мама могла поселиться здесь вместе с Дарьей!" Мне ужасно хотелось, чтобы все мои близкие в него переехали. Тогда мы спросили у агента:"А нельзя ли купить этот дом?". Он ответил, что это невозможно, но заявил, что компания в состоянии построить для нас такой же в другом месте и даже перевезти мебель из этого дома. Агент так говорил, что нам ничего не оставалось, как согласиться. У нас просто не было выбора.
  -Приезжайте завтра,- сказал он.- Мы приготовим для вас контракт.
   На следующий день,а это был канун Рождества,  мы подписали необходимые документы. Когда мы ехали обратно, нас не покидало сомнения, правильно ли мы поступили? Но мы молоды и не чувствовали, что приняли важное решение. И еще говорили о том, что следует купить вторую машину, ведь в доме есть два гараж на две машины.
Постройка дома завершилась в апреле, как и обещал агент, и мы с Сергеем немного пожили в нашем новом доме-два или три дня, не больше. Нужно было возвращаться в Оттаву и начинать готовить с Мариной олимпийскую программу. Мы так и не вьехали в этот дом, а Дарья, для которой мы его покупали, видела его один раз. Как я уже говорила, мы с Сергеем никогда ничего не планировали. Просто жили день за днем.

Ирина, ошибки - это не страшно. Исправим. Спасибо тебе за твой колоссальный труд!

«ЛУННАЯ СОНАТА»
На следующее Рождество нам очень не хватало Дарьи. С горечью и грустью мы послали ей в Москву одежду и игрушки, а сами встречали 1993 год в Далласе — третий год, проведенный вдали от дома. 
— Давай приготовим друг другу сюрприз,— предложила я Сергею. — Не говори, что собираешься купить мне, а я буду держать в секрете подарки для тебя.

Он согласился попробовать, хотя я и знала, что он очень не любит один ходить по магазинам. 
Мы отправились в огромный универмаг и выбрали там место, где договорились встретиться через три часа. Я купила для него кое-какие вещи, попросила, чтобы мне их упаковали, и вернулась в условленное место. Сергей уже меня ждал.

— Все в порядке, Сережа?
Сергей попросил меня пойти вместе с ним, потому что собирался показать то, что хотел бы купить, но не знал моих размеров и не был уверен в том, что мне понравится. Он так и не смог понять, как приятно получить неожиданный подарок, а сам факт того, что вещь выбрана им для меня, гарантирует успех. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Он подыскал для меня красивый спортивный костюм, и мне пришлось его примерить, так что сюрприза не получилось.

Вернувшись в гостиницу, мы стали ждать наступления Нового года. Мы были вдвоем, и когда часы пробили полночь, выпили шампанского. Менеджер отеля подарил нам банку черных бобов, которые мы должны были открыть в Новый год на счастье. Так мы и поступили. Но нам было немного грустно, потому что рядом не оказалось никого из близких друзей и родственников. Пол Теофанус одолжил мне книгу Анны Ахматовой, красивые любовные стихи. Я начала читать о жизни в Москве и Санкт-Петербурге, вспомнила Дарью и маму, которые там оставались, и заплакала. 
Жизнь на родине стала совершенно иной по сравнению с теми временами, когда мы были детьми. Когда Советский Союз распался, нас с Сергеем все эти изменения не особенно занимали, поскольку мы много времени проводили за границей’. А вот моих родителей, сестры и матери Сергея, которые постоянно жили в России, перемены коснулись самым непосредственным образом, Москву наводнили беженцы из южных, постоянно конфликтующих республик. Нет смысла жалеть о прежних временах, но жизнь стала более беспокойной и напряженной. 

Москва превратилась в открытый город, мафия требовала денег с людей, открывающих бизнес. Вероятно, нечто похожее творилось в Америке во времена сухого закона, когда мафия имела огромную власть. Дайте русским время. Теперь в России даже появилось новое слово — «бизнесмен». Но правила… как насчет правил? Женщина заходила в магазин, покупала десять флаконов духов или пять пар туфель, а потом выходила на улицу и пыталась продать все это немного дороже. Из-за жестокой инфляции стремительно росли цены, делая жизнь для пенсионеров, вроде матери Сергея, практически невыносимой.

В прежние дни было спокойно и безопасно, однако прогресс стаял на месте, все жили примерно на одном уровне, и никакой свободы. Лично я никогда не страдала от недостатка свободы, но Сергея эта проблема затронула, потому что он был старше, больше читал и больше понимал Он многое знал о Сталине и описывал его мне так, словно это был не человек, а страшное, хитрое чудовище. Сергей ненавидел Сталина. И хотя мы редко говорили о подобных вещах, я знала, что Сергей не любил Горбачева. Он не испытывал к нему ненависти, но когда однажды его имя прозвучало по телевизору, Сергей сказал: 
— Он плохой человек, разрушил страну, а себе устроил прекрасную жизнь. Слишком быстро пошел по пути перемен.

Меня удивили его слова, потому что ори правлении Горбачева наши жизни — Сергея и моя улучшились, мы смогли поехать в Америку и стать профессионалами. Однако Сергей смотрел на Горбачева глазами своих родителей, которые были не в состоянии понять и принять новый мир со всеми его новыми идеями. 
Мой дедушка тоже не принял Горбачева. Em поколение прожило жизнь, постоянно слыша призывы, что нужно стремиться вперед и вперед к светлым вершинам. А теперь, ни с того ни с сего Горбачев предложил резко повернуть в сторону. Он много говорил о переменах, а это ужасно злило пожилых людей, потому что они были слишком старыми, чтобы перемены могли принести им какую-нибудь пользу; все ушли вперед, а их просто оставили позади. Всю свою жизнь они работали ради идеи, теперь же их начали убеждать, что идея была неправильной. Даже если это и к лучшему для молодых, старики только проиграют от перемен. Поэтому Сергей беспокоился о своих родителях, которые были ближе к старому режиму, чем мои, ведь оба работали в милиции. Получилось так, что после долгой трудной жизни, полной забот и лишений, им сказали: «Ваша революция, прошедшие семьдесят лет — все это было никому не нужно». 

Сергей был русским до мозга костей и только в России чувствовал себя в своей тарелке. Сергей ехал в Америку, чтобы работать, а в Россию возвращался, чтобы обрести душевное спокойствие. Он считал, что фундаментальное различие между американцами и русскими состоит в том, что русская культура богаче и старше, а ее корни прочнее. Существуют постоянство, упорство, стоицизм, уважение к традициям, характерные только для России. По сравнению с нашей американская культура слишком молода. Американцы постоянно ищут новое, используют его, а потом отбрасывают в сторону, потому что возникает что-то другое, к чему и устремляются все их помыслы.
Мы еще окончательно не решили, будем ли участвовать в Олимпийских играх 1994 года, но на всякий случай каждый день работали над исполнением двойного акселя, стараясь максимально использовать время тренировок. Если мы поедем на соревнования, нужно до 10,февраля, отправить письмо, в Международную лигу фигурного катания, в котором будет содержаться просьба о восстановлении нашего любительского статуса. В результате мы так и поступили,После двухмесячного турне по востоку Соединенных Штатов и Канаде в начале мая мы приехали в Оттаву, чтобы поговорить с Мариной о Лиллехаммере, Мы решили взять для короткой программы наш испанский танец фламенко, а для произвольной программы она предложила нам «Лунную сонату» Бетховена. Марина сказала, что берегла для нас эту музыку с того самого момента, как уехала из России, Сергею очень понравилась эта идея. Никогда ранее он так не реагировал на музыкальное сопровождение. 
Вкусы Марины и Сергея часто совпадали. Я всегда чуть-чуть ревновала. Может быть’, даже и побольше, чем чуть-чуть. Когда ’Марина работала с нами, мне казалось, что она становится красивые и энергичнее. Она показывала нам движения, которые мы должны были сделать на льду, и Сергей мог воспроизвести их сразу. Он понимал, как надо двигать руками, держать голову. Сергей и Марина одинаково воспринимали музыку. Мне нужно было учиться. И я училась у них. 
Думаю, Марина любила Сергея, и мне было трудно. Мне нравилось проводить время с, Мариной на льду, И не очень — за пределами льда. Я высоко ценила возможность работы с ней, но всегда чувствовала себя неловко, когда она находилась, рядом. Хотя для меня это было очень интересно и полезно, ведь Марина имела прекрасное музыкальное образование, знала балет и историю искусств. Она была полна самых разных замечательных идей, и я чувствовала, что во многом ей уступаю. В то же время я понимала, что Марина для нас настоящий Божий дар — только она могла создать такую программу, которую ждали от нас зрители. 
В середине мая мы вернулись в. Москву и снова стали жить с Дарьей. За этот месяц, среди прочего, нас тщательно обследовал доктор Виктор Аниканов, который работал с командой конькобежцев; именно он лечил Сергея от желудочного гриппа на Олимпиаде в Калгари. Обследование было проведено очень скрупулезно. Мы сели на велосипед, доктор прикрепил датчики к груди и дал нам приличную нагрузку. В результате Аниканов сказал, что беспокоиться не о чем. Осенью он провел повторное обследование. 
Я часто думаю об этом, поскольку через два года, Сергей умер от сердечной недостаточности; две артерии, несущие кровь к сердцу, были полностью заблокированы, Я разговаривала. с доктором Аникановым и он рассказал мне, что. после похорон Сергея еще раз просмотрел все снимки, чтобы проверить, не упустил ли он тогда что-нибудь. Так вот, по тем тестам не было никаких, оснований предполагать,, что у Сергея что-то не в порядке с сердцем, если не считать того, что оно было слегка увеличено — а это характерно для многих спортсменов. Теперь я знаю, что Сергею, по всей видимости, это передалось с генами. 
15 июня мы вернулись в Оттаву, чтобы продолжить работу с Мариной. На этот раз взяли с собой Дарью и маму. Кроме того, мы начали заниматься в балетных классах и общефизической подготовкой под руководством мужа Марины Алексея Четверухина, брат которого, Сергей, получил серебряную медаль в одиночном катании на Олимпиаде 1972 года. Утром мы два часа занимались на льду, потом работали со штангой и бегали. В первый день — спринтерские дистанции: 30 метров, 60 метров, 400 метров; на следующий — три круга на пределе возможностей, потом отдых и еще три быстрых круга. Это был настоящий кошмар. Вечером — еще одна часовая ледовая тренировка. Иногда у нас выпадало время поиграть в теннис.
Нам обоим было очень трудно одновременно кататься и заниматься физической подготовкой под руководством Алексея. Когда мы жили в Советском Союзе, у нас не было подобной практики. Или одно, или другое. Однако мы чувствовали, что это нам необходимо, потому что до Лиллехаммера оставалось менее восьми месяцев, а я пропустила почти полгода тренировок из-за рождения Дарьи. Все мышцы болели, но было так здорово возвращаться домой после выматывающей тренировки и видеть, как на наших глазах растет дочка. 
Однажды Дарья сама появилась на втором этаже. 
— Как ты сюда добралась, малышка? — воскликнула я. 
Она научилась ползать.
Марина отметила, что после рождения Дарьи мы стали красивее как пара, профессиональнее, что научились лучше понимать партнера, прекрасно дополняем друг друга, чище делаем движения. 
Регулярные выступления в шоу научили нас лучше общаться с аудиторией, катать программу как единое целое, а не просто нанизывать один элемент на другой. 
— Вы превосходно следуете всем моим указаниям, – однажды сказала нам Марина. — Точно все, что вы делали до сих пор, было лишь подготовкой к этой программе. 
Марина выбрала для нас в «Лунной сонате» главную тему — мужчина, прославляющий женщину, мать всего человечества. Она сказала, что Сергей должен встать передо мной на колени, потому что лишь женщина способна производить на свет .новую жизнь, лишь женщина может подарить ему детей. Она хотела показать зрителям, как мы изменились со времени Олимпиады в Калгари, какое влияние оказало на нас рождение ребенка. 
Начало программы было очень мягким, мы широко разводили руки, чтобы аудитория и судьи видели, что мы открываем себя для них, показываем не программу, а историю нашей жизни. Если вы вслушаетесь в «Лунную сонату», то поймете, что эта музыка посвящена совместной жизни мужчины и женщины. И ничему другому. Не временам года, это не марш и не танец, не явление природы и не животное. Это даже нечто большее, чем любовь. «Ромео и Джульетта» — музыка о любви. А «Лунная соната» — для людей постарше, которые познали реальную жизнь. Она показывает, как любовь меняет людей, делает их сильнее, заставляет уважать друг друга, как дает. возможность принести в мир новую жизнь. 
В средней, медленной, части есть момент, когда Сергей скользит по льду на коленях, простирая ко мне руки. Потом берет меня на руки и встает. Это была довольно трудная поддержка, потому что ему нужно было подняться с колен легко и грациозно и не следовало держать меня так, словно я стою на пьедестале. Все происходило в движении, Сергей быстро разворачивался и продолжал катиться, У нас ушло много времени, чтобы отработать эту поддержку, но с остальными элементами мы справлялись легко и естественно. Если Марина предлагала нам что-нибудь сделать, у нас это получалось практически сразу. Она никогда не говорила: «Ты должна показать зрителям, как любишь его». Нет, она спрашивала: «Как бы ты его обняла, чтобы выразить свою благодарность?» Или: «Если бы ты захотела сесть к нему на колени, что бы ты сделала?» Мы просто старались быть самими собой на льду. Марина хотела, чтобы все увидели, как мы повзрослели. 
Все это .время с нами тренировался тринадцатилетний сын Марины, Федор. Мы проводили вместе долгие часы на льду, и Федор, который обещал вырасти в сильного одиночника, начал жаловаться Сергею. Сергей, как я уже упоминала, имел свой. кодекс правил, которым редко делился с другими людьми. Но на этот раз он дал Федору несколько советов: 
1. Если хочешь добиться хорошего результата, никогда не экономь силы во время разминки.
2. Всегда нагружай себя до последнего предела. 3. Ecли начал что-нибудь, то всегда доводи до совершенства, иначе и браться не стоило.
4. Не жалуйся, потому что от этого тренировка не становится короче. 

Сергей всю жизнь руководствовался этими правилами во время тренировок, и Федор, я уверена, никогда их не забудет.

Глава 21.

ТРЕНИРОВКИ В НОВОЙ РОССИИ.
В начале августа мы вернулись в Москву и первым делом навестили наших друзей Сергея Пономаренкр и Марину Климову в их трехкомнатной квартире, которая была гораздо большей нашей. И все все время повторяли, что им следует завести детей, чтобы заполнить пустое пространство.
-Нет нам нужно работать,-отвечали они- Скоро. Скоро.
Но как скоро, никто не знал.
Мы тренировались в армейском клубе и попросили нашего бывшего тренера Владимира Захарова, который в свое время сделал из нас пару, посмотреть нас и указать на возможные ошибки. После того как он отказался с нами работать- Сергей (ему тогда было только шестнадцать лет) пропускал слишком много занятий на льду,- мы долгие годы тренировались рядом с его юными учениками и не могли не общаться. И уже давно помирились. Так что теперь он каждый день наблюдал за нашими тренировками и помогал советами. Он замечал мелкие детали- например, Сергею следовало сильнее сгибать колени во время исполнения тодеса, или в какой- то части программы нужно держать руки в какой-то определенный момент параллельно. Иными словами , то, что мы мы не могли заметить сами. Он прекрасно знал свое дело.
Владислав Костин из Большого театра снова сшил нам костюмы.Для "Лунной сонаты" он выбрал темно-синий бархат с белой окантовкой по воротнику и на груди